Кот из дома - мыши в пляс.

Кот из дома - мыши в пляс. Возможно, будет серия. Присылайте идеи на эту тему.

1.

- Ой! - мелкий серый мышонок Федька высунулся из норки. В кухне старого дома было тихо.
- Есть кто живой? - пискнул Федька и повёл носом.

Никто не ответил Федьке. И воздух был очаровательно чист.
- Урра, братва! - уже в голос заверещал Федька. - Кажись, эта ленивая рыжая морда по кошкам ушла! Вылезай! Погуляем!

Из норы вслед за Федькой высылал ещё пяток мышат. Они огляделись и начали приближаться к большому белому вертикально стоящего ящику с блестящей ручкой. Оттуда двуногий всегда достаёт всякие вкусняшки. Вот счас они заберутся на спины друг другу… А потом повиснут на этой ручке… А она кааак откроется!

- Мммышшшата? Мммоя прелессссь! - и четыре мелких мышиных хвоста оказались намертво прижаты к полу мягкой, но сильной лапой.

Чудом не прижатый Федька заметался. Над его братьями и сестрой стояла небольшая серая кошка с огромной “буквой” М над глазами.

Через час вернувшийся хозяин с изумлением разглядывал на полу четырёх полупридушенных мышат и стоящую над ними незнакомую кошку. В глубине дома маячил пухлый рыжий Василий. Он был горд собой. Он привёл в дом Женщину. Хозяйку. Спутницу жизни. И будущую мать своих наследников.

@темы: Графомань, Натворень, Кошачий вальс

---

Мои дети. По случаю годовщины поднимаю. Наивно, но, ей-Богу, от души.

Продолжаю перепубликацию. Лучше ничего на эту тему не написалось.

Шапка

Название: Мои дети
Автор: Белочка Тилли
Бета: fandom Moskva 2013 , Анонимный доброжелатель
Размер: драббл, 962 слова
Рейтинг: R
Категория: джен
Жанр: повседневность, история, драма
Пейринг/Персонажи: Москва, другие города
Для голосования: #. fandom Moskva 2013 - работа "Мои дети"

Текст

Было жутко. Холодно и жутко. И холодно не так, как всегда в это время года, когда знаешь, что это ненадолго. Что скоро появится уютное белое покрывало, а потом снова станет тепло.
Нет, этот холод шел изнутри и буквально вымораживал.
С Заката шли страх и ужас. Там ненавидели не только моих детей, но и мою мать, саму нашу Землю. За что? Не знаю. Наверное, за то, что мы жили не так, как они. Мы всегда были Восходом.

Сейчас уже многие мои братья и сестры были во власти чужаков. Нашим детям не удалось удержаться и они отходили все дальше на Восход. Вот уже и до меня пришельцы почти добрались. Простите меня, братья и сестры! Может, я везучая, а может не смогла воспитать своих детей, и они оставили вас...
С каждым днем исчезал уже ставший привычным шум машин и заводов, гул людского потока, запахи машинного масла и хлеба. На моих улицах опять было
тихо и пусто. Птицы, звери, все уходили. Из последних сил держались хранители, но и они, скорее всего, вот-вот уйдут. Увозили душу города — детей. Что ж, верно. Время думать не о себе, время просто спасать детей...
Оставались в гулком городе только люди, крысы и пронизывающий мусорный ветер. Люди еще во что-то верили. Верили, что все изменится к лучшему и мы выживем. Что ж, у них есть для этого причины. Пока не ушли они сами, пока стоит Крепость на Холмах, пока дышу я сама, надежда остается.
Крысы же не верили ни во что и только жрали. Что ж, четвероногим это, по крайней мере, простительно. А вот двуногим...
Со стороны из дворов в самом моем сердце раздался шум. Я пригляделась. Два человека спокойно и по-деловому убивали третьего. Рядом стояли еще несколько человек и молча смотрели. Жертва кричала и просила пощады. Я пригляделась. Двое моих сыновей убивали крысу. Мерзкую двуногую крысу. Я вздохнула с облегчением. Вчера в таком же дворе две двуногие крысы отнимали хлеб у моей дочери. Она молила о пощаде, просила пожалеть ее детей, но крысы не слушали. Я тогда закричала. Во дворе захлопали все окна и двери, но мои сыновья не услышали. Как же мне было жаль тогда, что не могу просто разверзнуть землю под ногами мерзких тварей. Ну, хоть теперь все будет правильно.
Стремительно темнело. Сейчас зажгутся узкие и острые лучи прожекторов. Эти яркие лезвия появились в моем небе еще летом. Поначалу они резали глаза и было очень тяжело, но потом я привыкла. Поняла, что иначе нельзя: вражеские стервятники разорвали бы землю. Ночи тогда стояли ясные, и спасали только эти огни да мои дети, поднимавшиеся в небо. Как бы я хотела, чтобы они не падали при этом вниз с предсмертными криками. Как бы я хотела, чтобы даже погибнув, они оставались охранять мое небо. Вон тот пожилой солдат, сумевший точно навести свою пушку, вон та девочка, сбросившая с крыши комок огня, вон тот мальчик, ночью поведший свой самолет в лобовую атаку. Я не знала, откуда они родом, но это и не имело, и не имеет значения: они все были мои дети.
Упала тихая и непроглядная ночь. А ведь так недавно мои улицы в это время вовсю сверкали огнями. А теперь только лучи прожекторов да приглушенный свет фар, отзвуки дальнего боя да шум уходящих на Восход поездов.
Даже в Крепости на Холмах темно и тихо. Хотя я знаю, что мои дети не спят. Они еще верят, и я пока верю. На этот раз уйти, чтобы вернуться — не выход.
— Держись, старшая сестра! — доносилось то с севера, то с запада. — Поверь, твои дети делают невозможное.
— Я знаю, сестрица Тверь, знаю, братец Минск. И вы держитесь. Вам труднее.
Говорят, прежней красавицы Твери уже нет совсем, а в Минске на улицах уже стоят виселицы.
— Не совсем так, сестра, — едва слышно вздохнули с запада. — Не только виселицы. У нас и собаками травят, и расстреливают прямо на улицах. Часто за то, что не той национальности.
Действительно, иных уже почти не было слышно. Значит, возможно стерли с лица земли. Ничего. Эти ... за все ответят. И те, кто допустил, кем бы они ни были, ответят. Если выживем. Если...
В один такой день я явственно почувствовала, что окунаюсь в какое-то не по-осеннему душное и тяжкое кроваво-красное марево. Как будто все вокруг залила тягучая и такая же кровавая жижа. Она казалась стоячим болотом, но затягивала словно в водоворот.
И вот уже в нём тонули окрестные здания, а люди, захлебываясь и обезумев, бросались друг на друга. И голоса... Вот кричит в колыбели ребенок, который больше не увидит свою мать. Вот плачет над письмом старая женщина. Она больше никогда не обнимет сына. Вот молодой солдат, у которого кончились патроны, встает из окопа с криком: «За Роди...» Тогда я закричала сама. Нет! Крики обезумевшей толпы перекрывали мой голос.
«Если ничего не сделать, мы пропадем», — осознание этого пришло ко мне едва ли не впервые за мою долгую жизнь. Я сама до сих пор не знаю, как у меня получилось, но я наконец смогла встать. И заглянула в эту мерзость. Что такое прочло чудовище в моем взгляде, тоже не знаю. Только камни мостовой затрещали, и оно остановилось. Словно кто-то очень сильный и добрый закрыл нас от этого ужаса. На мгновение. Но этого мгновения хватило. Мой голос зазвучал по-другому, уверенно, ровно и спокойно. Мои дети снова знали, что наше дело правое, что нас не оставят и что мы победим.
Наконец вскоре пошел снег. Это было облегчением. В такую погоду нас хотя бы не били с воздуха.
Мои дети снова и снова шли на Закат. Навстречу чужакам, навстречу смерти. А я ждала. Ждала перемен, ждала каждого из них. И боялась, что они не вернутся. Все-таки за себя не так страшно, как за детей.
И вот в одно морозное утро все затихло. Я было вздрогнула. Но это была совсем другая тишина.
— Погна-а-а-а-ли... — донеслось с Заката то ли стоном, то ли раскатившимся эхом.
Я облегченно закрыла глаза. Мы выжили. Мы выживем.

запись создана: 30.10.2013 в 11:46

@музыка: Михаил Калинкин - "Реквием московскому ополчению".

@темы: Графомань, Моя Москва, Мои фанфики, ФБ, ФБ 2013

---

Наконец доредактировала я "Красное и черное" А подниму-ка к празднику!

Собственно, сегодня годовщина отлёта Хиуса.

Название: Красное и черное
Размер: мини, ~1950 слов
Пейринг/Персонажи: экипаж "Хиуса", Вера Василевская, упоминаются Поль Данже и начальник станции "Циолковский" Махов
Категория: джен
Жанр: драма, поседневность
Рейтинг: R
Примечание/Предупреждения: Часть канона "Страна багровых туч", тяжелая болезнь и гибель героя. Отредактированный вариант.



Богдан проснулся резко, словно от толчка. Было невероятно жарко, болела голова, во рту было сухо и жёстко. "Заболеваю, что ли? Где же это я подхватил? – подумал он. – Этого только не хватает! Каждый человек на счету, да и лекарств толком нет. Нет, Богданыч, шалишь! Нельзя!".

И стал вставать. В скафандре было жарко и тяжко. Богдан интуитивно попытался снять его.

– Богдан Богданович, что это вы делаете? – Спицын вздрогнул и вынырнул из жаркого облака. На него строго и с удивлением смотрел Ермаков.
– Виноват, Анатолий Борисович. Жарко что–то.
– Ничего, голубчик. Придется потерпеть. Вернемся на "Хиус", тогда можете ходить как угодно. А пока – только спецкостюмы. Да что я вам говорю? Вы не первый раз в космосе.
– Виноват, – у Богдана звенело в ушах, адски болела голова, и он поспешил закончить разговор.
– С вами все в порядке? – Ермаков пристально вгляделся в лицо Спицына. – Вы хорошо себя чувствуете?
– Все нормально, Анатолий Борисович. Плохо спал прошлой ночью.
– Вы уверены? – Ермаков смотрел в упор, но Богдан не сдавался, он растянул губы в улыбке:
– Все в порядке... Высплюсь ночью.

Ермаков кивнул.

– Помогите там Юрковскому собраться. Завтра трудная вылазка.

Спицын повернулся к Юрковскому. Тот укладывал рюкзак.

– Володя, подожди, я сейчас. – И поспешил в санитарный блок. В кишечнике бурлило. "Что же такое? Неужели продукты несвежие? Или это лучевая?! Нет! Не может быть!" Он подсоединил выводной шланг и, прежде чем включить утилизатор, взглянул на содержимое. Это был кровавый понос.

"Сказать Ермакову?" – мелькнула мысль. – "Нет! Не сейчас! Если меня отстранят, Володя останется без напарника! Леша еще слишком неопытен. Не ужинать сегодня, и все обойдется". И поспешил включить утилизатор. "Не хватало еще, чтобы увидели".

Он вернулся. Юрковский заканчивал упаковку оборудования. Но при этом почему–то плыл в каком–то красном кровавом мареве. "Как будто кровь из моего контейнера", – подумал Богдан. Причем голова Владимира была все время поднята вверх. Удивительно, но Юрковский был вообще без одежды, и на плече у него сидела какая–то тварюшка, очень похожая на маленькую марсианскую ящерицу. "Выходит, не показалось, Володе тоже жарко. Но почему Анатолий Борисович ему разрешил раздеться, а мне нет?!" – и обернулся в поисках командира. И обомлел. Рядом, в таком же красном море точно также полностью обнаженными купались и Гриша, и Алексей с Михаилом, и сам командир.

– Ничего, ничего, Богдан. Вы раздевайтесь. Действительно жарко, – успокаивающе сказал Ермаков почему–то голосом Краюхина. Руки Богдана сами потянулись к вороту.
– Богданыч! Ну–ка помоги! – раздался рядом голос Юрковского.

Богдан вздрогнул и обернулся. Володя сидел на соседнем тюке и проверял какие–то инструменты. Одет он был как положено.

– Прости, Володя, я задумался. Сейчас.

– Верочку небось вспомнил? – хмыкнул в ответ Владимир. – Ничего. Вернешься – повидаетесь.

"Обязательно повидаемся", – улыбнулся про себя Богдан.

За ужином Спицын попытался есть поменьше, но Ермаков строго посмотрел. Он выпросил себе лишнюю кружку горячего чая и пошел спать. Геологи о чем–то опять спорили, но сегодня Богдану не захотелось вступать в разговор, и он осторожно прилег на мешки.

Снова было тяжело и жарко. Не прошло и получаса, как через силу съеденный ужин полез обратно. Богдан едва успел повернуться на живот, как его вырвало. Присоединив шланг, он снова посмотрел в контейнер. Рвота пополам с кровью. Он тихо застонал. "Нельзя, Спицын, нельзя! Ты – мужик! Терпи! Лучше работать, чем лежать мешком!".

Едва он закрыл глаза, как увидел ее. Свою Веру. Она стояла на пороге старого дома, такая знакомая, ласковая, в длинном голубом платье. Платье было почти прозрачное, оно словно обтекало ее стройное тело. Богдан видел каждый изгиб, каждую родинку, маленький аккуратный пупок, небольшие груди с чуть потемневшими сосками, крохотный шрамик возле локтя. Как же он разволновался, когда год назад увидел его впервые!

– Кто это тебя?!
– Успокойся, милый, – засмеялась тогда она. – Никто. Упала в детстве неудачно.
– Расскажи, как вы? Как работа? – голос звучал словно отовсюду. Она спрашивала глазами, руками, взмахом ресниц.

И Богдан принялся рассказывать. О том, как летели. О встрече с "Циолковским", о погибшем американском корабле, о том, как приземлились в болото, как вынуждены были оставить "Хиус", о том, какой замечательной машиной оказался "Мальчик", о красных зорях. И о черной метели тоже рассказал.

– Знаешь, Вера, я здесь все время вспоминаю ту старую книгу. Гриша прав. Здесь все – красное и черное. Ах, если бы ты слышала, как они каждый день спорят с Володей!
– Это очень грустная книга, Богдашенька, – Вера смотрела ему в глаза. – Ничего, милый. Мы скоро будем вместе. Очень скоро, поверь мне.

"Странно, – подумал Богдан. – У нее совсем не шевелятся губы, но я ее прекрасно слышу! Ах, какие пустяки! Главное – она здесь, она со мной! Будем вместе? Скоро? Я счастлив, Верочка! Весь космос – такая мелочь по сравнению с тобой!".
Вера, улыбаясь, опустила руку ему на плечо. Рука оказалась неожиданно тяжелой.

– Богдан! Богдан, вставай, сонная тетеря! – сказала она голосом Юрковского. Богдан, улыбаясь, открыл глаза. Было жарко и тяжело. Веры не было. Рядом стоял Владимир и теребил его за плечо.

Богдан нехотя и тяжело поднялся и побрел приводить себя в порядок. Стоя перед зеркалом, он увидел, что прядь волос буквально осталась в руке.

За завтраком Ермаков внимательно наблюдал за Богданом.

– Товарищ Спицын, вы точно здоровы?
– Я в порядке, Анатолий Борисович, – поморщился Богдан.
– Позвольте вам не поверить. Сейчас вы пойдете работать, а вечером для вас будет медосмотр. Это приказ.

Через полчаса Спицын с Юрковским шли по красной пустыне. Владимир болтал, почти не умолкая.

– Вот ты представь себе, Богдан Богданыч! Здесь же богатства несметные! По сравнению с Голкондой Клондайк – это так, детские игры в песочнице! Медь, никель, а главное – уран! И все это – вот оно! Бери не хочу!

Богдан кивал. Он отлично понимал, что сейчас занимает геолога. Они у цели! Вот она, Голконда! Вот то, ради чего они столько месяцев работали, забывая обо всем. Владимир даже навязанный Быковым тяжеленный карабин перестал постоянно отбрасывать в сторону.

– "Через четыре года здесь будет город–сад"? – с трудом улыбнулся Богдан и оглянулся вокруг.
– Будет, Богдан! Будет! – вдохновенно подхватил Володя. – Может, не через четыре, но будет!

"Может, и не через четыре, — отстраненно подумал Богдан, — ишь, как счетчик радиации поет". Он представил, как его тело прошивают жуткие количества частиц, всю ту силу, которую можно направить на свет и тепло, а она просто пропекает сейчас его клетки невидимыми лучами. Внутренности снова стиснуло и припекло жаром. "Нельзя, — пронеслось в голове,— нельзя. Дотянуться до образцов, собрать и идти догонять Володю. Это приказ".

– Выходит, Верочка, мы с тобой все–таки сможем когда–нибудь приехать сюда, – Вера, улыбаясь, кивала. Она стояла прямо на горячем красном песке. То же самое голубое почти прозрачное платье развевалось на ветру, обнажая то точеные щиколотки, то красивые изящные руки, то почти открывая грудь.
– А? – переспросил Юрковский.
– Я говорю, что мы с Верой сможем приехать сюда. Вот и Вера согласна.
– Конечно, сможете!
– Знаешь, Володя, я решил. Как только прилетаем домой, забираю ее, и – навсегда. Слышишь, Верочка?

Юрковский с минуту молчал.

– Что ж... Женись, Богдаша, если решил. Вера – хороший человек. Надеюсь, у вас все получится.
– Ты будто не рад? – улыбнулся Богдан, оглядываясь на Веру. Та улыбнулась и оперлась на его руку. От ее прикосновения словно повеяло ветерком.
– Не обращай внимания, – с каким–то деланным спокойствием ответил Владимир. – Ты же знаешь о моем личном опыте.

Какое–то время они шли молча, оглядывая окрестности и нанося их на карту. Юрковский ухитрялся параллельно собирать и маркировать образцы, фиксировал записи в блокноте, Богдан укладывал контейнеры. Вдруг что–то словно толкнуло их в грудь и сбило с ног. Через минуту Юрковский, чертыхаясь, поднялся.

– Богдан, ты в порядке?
– Вроде... Сейчас, – Богдан стал подниматься. Шланг воздуховода зацепился за что–то и никак не хотел вставать на место. Наконец шланг поправили, и они двинулись дальше.
Пройдя еще несколько сотен метров, Богдан остановился. Вокруг что–то происходило. Снова стало невыносимо жарко. Он оглянулся. Вокруг была марсианская равнина. И тихо посвистывал ветер.

– Я дома, – блаженно улыбнулся он. – Надо зайти к родителям. Рассказать. Познакомить с Верочкой.

Навстречу шел отец. Молодой, красивый, улыбающийся. В распахнутой дохе, валенках и шапке–ушанке. "И как ему не жарко?" – удивился Богдан.

– Здравствуй, сынок. Ты оденься. Слышишь, ветер как свищет. Богдан! Богдан, ты меня слышишь?

Спицын вздрогнул. Юрковский тряс его за плечо.

– Ты в порядке?
– Свист какой–то, Володя. Посмотри мой скафандр сзади, пожалуйста.

Юрковский осмотрел его спину.

– Тут муфта у тебя погнута. Щели не вижу, но я бы не исключал. Что ты чувствуешь?
– Да ничего особенного. Кроме свиста, пожалуй, только жарко как–то.
– Ну, жарко – не удивительно. Мне тоже не холодно. А вот свист – плохо. Возвращаемся!
– Не надо, Володя, – махнул рукой Богдан. – Я схожу, поменяю и вернусь.
– Богдан, нет! Опасно!
– Володя, я быстро. Ты только далеко не уходи. Я налегке добегу, поменяю и вернусь.
– Карабин возьми! – махнул рукой Юрковский. Богдан развернулся и двинулся к базе. Вскоре Владимир потерял его из виду.

Богдан шел так быстро, как только позволяли силы. Поврежденный воздуховод – это не шутка! Он дал Вере слово вернуться. Он не может ее подвести!

Неожиданно в лицо ударил сильный ветер. Богдан остановился. Все вокруг стремительно краснело и менялось. Спицын растерялся: он был не на Венере. Он был на Земле и выходил из здания космопорта. Навстречу шел Председатель государственной комиссии. Богдан оглянулся. Он был один. Ни Ермакова, ни Леши, ни геологов рядом не было. Делать было нечего: Богдан поднес руку к верхнему ободку шлема и доложил: "Товарищ председатель государственной комиссии! Докладывает пилот "Хиуса" Богдан Богданович Спицын. Вверенный мне корабль вернулся. Остальной экипаж остался на Венере".

– Нет, товарищ Спицын, – ответил председатель голосом Поля Данже. – Они не на Венере. Их забрал космос. Вас тоже забирают. За вами уже пришли, смотрите.

Богдан обернулся. Через быстро краснеющее поле по черной взлетной полосе к нему шла Вера. Богдан смотрел и не узнавал ее. Такой свою подругу он не видел никогда. Она шла легкой, уверенной, по–женски властной походкой. На ней было такое же прозрачное платье, как вчера, только ярко–красное, как небо вокруг.

– Идем! – сказала она.
– Ты какая–то другая, Вера!
– Да. Я теперь совсем другая. И ты станешь другим.

Резкий порыв ветра сорвал с неё платье, и теперь она стояла перед Богданом совершенно обнажённая. Совсем как тогда, в гостинице Академгородка, год назад. Стояла и с вызовом смотрела ему в глаза. И он, как и тогда, не отрываясь, смотрел на неё. Смотрел и словно кожей ощущал тепло её кожи, ставшей под необычным солнцем похожей на золото. Смотрел и чувствовал, как гладит ее мягкие теплые волосы, как берет в ладони ее небольшие теплые груди, как ласкает каждую клеточку ее тела, как целует ее. Вспомнил и как тогда, год назад, она ткнула кулаками ему в грудь, упрекая в нерешительности. И как он, задыхаясь от нежности, наконец овладел ею. И как она тихо стонала от счастья и удовольствия.

Теперь она снова стоит перед ним. Вроде бы прежняя, но уже какая–то совсем другая. Богдан потянулся к ней, но понял, что тело не отвечает, словно перед ним стоит не предмет его желаний, а совершенно посторонняя женщина. Глаза, мозг, душа хотели, а тело – нет.

– Пойдем, – сказала Вера, беря его за руку. – Нам тоже пора остаться в космосе.
– Но, Вера, – жалобно протянул он. – Я...
– Пойдем, – повторила она. – Там. Все. Будет. Хорошо.

*

Двенадцать часов экипаж "Мальчика" прочесывал окрестности в поисках Богдана Спицына. На краю одной из расщелин нашли его карабин. Быков, самый здоровый из группы, молясь про себя всему, что есть во Вселенной ("Только бы тело найти! Родные хоть похоронят по–человечески!"), спустился. Тщетно.

*
Через несколько дней они сидели в кают-компании "Циолковского".

– Надо сообщить близким, – тихо сказал Алексей. – У кого–нибудь записаны адреса? Все–таки, думаю, так лучше, чем сухие радиограммы.
– У Толи… Анатолия Борисовича есть брат, – не поднимая головы, сказал Юрковский. – Адрес у меня есть. А Богдан… Тут только – Вера Николаевна.
– Нет, – покачал головой Махов. Оставшийся экипаж «Хиуса» поднял головы.
– Ребята, с вами связи не было, – и положил на стол радиограмму.

В ней было сказано, что звездолет «Салют–19», предназначенный доставить в район Юпитера несколько беспилотных зондов и маломестных катеров для исследования планеты и стать основой для стационарной станции базирования, попал в поле тяготения и был затянут планетой. Предварительная причина аварии: сбой в работе тормозной системы («подробности уточняются»). На радиограмме стояла дата: на двое суток раньше исчезновения Богдана. Далее следовал список экипажа. Вторым штурманом значилась В.Н.Василевская.
Юрковский вскочил и, схватившись за голову, выбежал в коридор.



Тот вариант, который попал в выкладку, можно почитать здесь: fk-2014.diary.ru/p199675465.htm

запись создана: 06.11.2014 в 21:55

@темы: Графомань, Мои фанфики, ФБ, Миры Стругацких

---

Второй. Он же - последний. К празднику решила поднять.

Название: Дура молодая
Автор: Я
Канон: "Понедельник начинается в субботу"
Бета: fandom Miry Strugatskih 2016
Размер: драббл, 861 слово
Пейринг/Персонажи: Наина Киевна Горыныч, Щука, Кот Василий, русалка, Я.П.Невструев, ОМП
Категория: джен
Жанр: драма, юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: Однажды в Соловец приехал корреспондент
Примечание/Предупреждения: Нет

— Но, товарищ Невструев! Вы же не можете вот так взять и остановиться! Поймите: у нас задание! Это же история родного края! Люди должны её знать! — полненький румяный молодой парень в клетчатом пиджаке и больших круглых очках (имени его Невструев не запомнил и про себя назвал «Пончиком») чуть не плакал.

— Всё верно, голубчик, всё верно, — развёл руками У-Янус. — Но многого о тех событиях рассказать, сами понимаете, не могу. Нельзя, знаете ли: инструкция. Я вам, голубчик, вот что посоветую: вы поговорите с теми, кто пришёл к нам позже, после войны. Вот товарищ Камноедов, например. Он к нам в пятьдесят третьем пришёл. Из армии в звании полковника уволился. Человек он непростой, но, уверяю вас, очень интересный. И имеет к нашему институту прямое отношение.

— Нет, товарищ Невструев, — вздохнул Пончик, — это нам не подойдёт. Может, всё-таки? Ну хотя бы товарищ Горыныч? Она вроде даже не уезжала... Ну хоть в частном порядке!

— Ну разве что в частном порядке. Спросите. А официально, знаете ли, не получится. Не обессудьте, голубчик. Сами понимаете, — с этими словами У-Янус Полуэктович развёл руками. Корреспонденту областной молодёжной газеты повезло. Столкнись он не с У-Янусом, а с А-Янусом, уже ехал бы назад с решительным отказом и самыми нелестными характеристиками. Но сейчас он, окрылённый полученным, как ему казалось, разрешением, стучал в ворота Изнакурнож.

Кот Василий, глянув сверху на посетителя, встал, брезгливо потряс лапой, выгнул спину, хрипло издал звук, отдалённо напоминающий что-то вроде «а-ш-ш-ш наз-з-зг» и тяжело спрыгнул во двор. Посетитель ему не понравился. «Молодой, шустрый, но глупый, как котёнок слепой, — подумал он. — Прогонит и права будет».

Но в избе загудел телефон, донеслось: «Да, Янус Полуэктович. Так и сделаю, батюшка», и дверь в сени открылась. Кот лениво зевнул, ещё раз издал хриплый мяв и полез на дерево. С верхней ветки, лениво поигрывая веточкой, свесилась русалка.

— Что, Вась? — протянула она. — Забьёмся, что через пять минут пробкой вылетит?

— Не-а, — тоже лениво протянул кот. — Ещё один, только и всего. Неинтересно. Давай, Руся, лучше в дурака.

— Не азартный ты, — зевнула Руся, вздохнула и вытащила из дупла колоду. — Может, хоть Щуку позовём да пульку распишем?

— Неохота, — эхом зевнул и кот. — Да и не пойдёт она, разленилась. Скажет: «Лучше вы ко мне». А я, знаешь ли, купаться мнэ-э-э...

Руська вздохнула. Ей идти и звать Щуку было тоже лень, и она принялась тасовать колоду.

Не прошло и пяти минут, как дверь избушки распахнулась. Посетитель пятился перед хозяйкой.

— Так, милок, так, — старуха, ласково похлопывая гостя клюкой по ногам, словно выдавливала его на крыльцо. — Вот как сказано, так, значит, и будет. Уж прости меня, старую.

— Но, Наина Киевна! Как же так? — парень чуть не плакал. — Мне товарищ Невструев...

— Не знаю, батюшка, больше ничего, не ведаю. Всё, что знала, сказала. Уж прости.

Парень, всхлипывая и вытирая нос рукавом, побрёл к воротам. Наина Киевна с крыльца приветливо помахала ему вслед платочком и, охнув больше для виду, пошла вглубь двора.

Кот и Русалка с любопытством наблюдали за ней.

— Кыш вы! — прикрикнула хозяйка. — Нечего вам тут уши греть.

Руська, недовольно стукнув хвостом, исчезла в ветвях.

— Ну? — стукнула крышкой колодца Щука. — Опять, что ли, кто за зельями приходил?

— Куды там, — махнула рукой старуха. — Про дела военных дней спрошать хотел.

— А ты? — хмыкнула Щука.

— А чего я? — повела плечом Наина Киевна. — Я — как всегда. Учреждение, де-мол, как особо ценное, на Урал эвыковыряли, а я — старая, тяжко ехать. Да и имущество всё вывезти, как это теперь говорят, «не представилось возможным». Вот и поручили мне доглядать за хозяйством. Да, «матка, сало—млеко—яйки». Сидели, мол, тихонько, вот и пережили. Что ж мне ему рассказывать, что в нашем—то уезде ешалоны енти фашистские не партизане местные поджигали, а Дракоша наш забавлялся? А куды его везти-то было? Он бы и наш ешалон поджёг. Ему-то, дурному, всё едино!

— Да, ентот поджёг бы, — согласилась Щука. — Только ить он — как дитё малое. Сам-то выдумать не сумеет, делает что велят. Ты ж сама, Киевна, в лес ходила тропинки путать, чтоб, кто надо, куда надо выходил, а кто не надо, навек в лесу оставался.

— Да что пустое болтаешь?! — сердито отмахнулась Наина. — Вот я тебя счас за враньё твоё бесстыжее на базар-то сволоку! Много ль тех дел-то было? А навару с них — тем паче. Только, как нынче говорят, моральное удовлетворение. А тебя продам — хоть какое матерьяльное выйдет.

— Не продашь! — стукнула хвостом Щука. — А продашь — удеру и снова к тебе приду. Ты на чьей кровушке клялась, что кормить—поить меня всю мою жизнь будешь? То-то! Да и чего тебе надо-то? Мядаль, что ль, захотела? Ну, поди, расскажи всё это кому. Как у тебя солдаты енти басурманские, что по деревням народ грабить налаживались, в трёх сосёнках пропадали. Как водяной с лешим да домовики нужным людям весточки таскать стали. Как после твоей водички басурмане загибались, а как наши пришли, так самые тяжело пораненые в три дня на ноги вставали. Авось поверят. И мядаль тебе дадут. А потом догонят и ещё дадут.

— Чего несёшь-то, дура ты старая, — отмахнулась Наина Киевна. — Наши, тутошние, ещё поверят, а кто повыше — точно велят в психушку сдать.

— Можно подумать, ты — дура молодая, — хмыкнула Щука. — Так что неси, неси меня на базар. Кто ж тебе ещё правду-то скажет?


Проходивший в это время по улице Лукоморье сержант Ковалёв услышал, как из-за забора три женских голоса старательно выводили:

— Всё, что бы-ы-ыло зага-а-адано,

В свой исполнится сро-о-ок,

Не погаснет без вре-е-емени

Золотой огонёк...

«Хорошо поют, — улыбнувшись, подумал сержант. — Душевно».

запись создана: 16.10.2016 в 21:44

@темы: Графомань, Мои фанфики, ФБ, Натворень, Миры Стругацких

---

Байки из КГБ (Кабинета Главного Бухгалтера)

Зачем бизнесу учёт?


Вау! Я был в красивом здании и мне дали красивую бумажку! Я теперь Предприниматель! Буду делать винтики и соединить их со шпунтиками! И денег у меня теперь будет немеряно!
Так… Всё супер! Я загнал сто тыщ на счёт. Мне в банке сказали, что так можно. Отлично! Вон там, на ***** дёшево материал для винтиков-шпунтиков продают!
Всё отлично! Дал рекламу на том же *****! И даже три раза позвонили мне. И винтиков со шпунтиками наделал! Осталось только вместе собрать. Только вот заказов пока не было( Странно. Все мои говорят, что у меня круто получается. Надо ещё на **** рекламу дать. А вдруг?
Вау! Супер! Мне сделали заказ! 20 винтико-шпунтиков и 20 шпунтико-винтиков! Жаль, что так мало! Я их по сотне понаделал! Ну, ничего. Продам.
И почём же продавать? Винтики были по рублю. Шпунтики – тоже. Значит, по два рубля! Отлично! Вон конкурент по три продаёт!
Сууупер! Ещё десять заказов! Да по 100 штук в каждом! Продаю! По два рубля!

Упсь… Все деньги ушли на винтики и шпунтики… А чем же платить за рекламу? А мой заработок? Я что, бесплатно эти винтико-шпунтики и шпунтико-винтики свинчивал? А налоги из чего буду платить?!

Аллё? Это МарьИванна? Вы же бухгалтер? Вы можете мне помочь?

@темы: Графомань, А идите вы ... в бухгалтерию!, Байки из КГБ

---

Перед чертой. Окончательный вариант.

Название: Перед чертой
Автор: я
Бета: а не было!
Фандом: Отблески Этерны
Размер: мини, 3000 слов
Персонажи: Рокэ Алва, Эгмонт Окделл, Диего Салина, Морис Эпинэ, Мишель Эпинэ.
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13


Перед чертой

I. И был вечер

- Пропустите, - раздался ленивый хорошо знакомый баритон и солдат в чёрно-белом мундире распахнул перед герцогом Окделлом дверь в небольшую комнатку в сторожке лесника. Эгмонт вздохнул и шагнул в проём.

Генерал Алва сидел за неуклюжим, но основательным дощатым столом, зябко кутаясь в мундир. Кончик его носа был подозрительно розоватым.

- Что с вами, Рокэ? Надеюсь, вы в состоянии разговаривать?
- Польщён вашей заботой, Эгмонт, - усмехнулся Алва. - Не переживайте. Я всего лишь промочил ноги. Это никак не может нам помешать.

С этими словами Алва указал посетителю на стоявший у стола грубо сколоченный табурет. Окделл, поморщившись из-за так некстати разболевшейся ноги, сел.
- Выпьете глинтвейна? - светским тоном осведомился хозяин. - Или сразу приступим к делу?
- Алва, вы издеваетесь? - гость посмотрел на хозяина опустошённым взглядом. - какой ещё, к Разрубленному Змею, глинтвейн?!
- Самый обыкновенный, - пожал плечами Алва. - Подогретое красное вино с корицей и прочими прелестями. Прекрасное средство согреться промозглой осенью. Для простудившихся - тем более. Впрочем - как хотите. Если передумаете, скажите, вам тут же принесут. Итак, приступим. Я, Рокэ, герцог Алва, генерал Талига, будучи официально уполномоченным Его Величеством Фердинандом Вторым, готов выслушать предводителя мятежников герцога Эгмонта Окделла до привлечения к делу супрема Талига или его помощников. Желаете ознакомиться с доверенностью или поверите мне на слово?
Эгмонт безнадёжно усмехнулся.
- Я вам верю. Вы - человек прямой, врать вам незачем.
- Верно, - философски заметил Алва, разглядывая свои безупречные ногти (“Цирюльника что ли с собой таскает, мерзавец?, - подумал Окделл. - Впрочем, о чём это я? Какой—такой цирюльник?!”) - незачем. Вам, надеюсь, тоже. И поэтому я предлагаю вам, как мнэээ… человеку, чьи действия привели нас всех сюда, изложить суть ваших претензий к властям Талига.
Эгмонт криво усмехнулся.
- Алва, вы издеваетесь?! Что за игра в благородство? Обычно начинает обвинитель!
Алва пожал плечами, чихнул и вытер нос изящным носовым платком.
- А я не обвинитель. Я, как вам известно, служу не в ведомстве вашего приятеля господина Придда. Я всего лишь доверенное лицо Его Величества. Так что я никого и не думаю обвинять. Впрочем, если вам нечего сказать...
В следующую секунду Эгмонт Окделл взорвался.
- Нечего сказать?! Это вам, Рокэ Алва, нечего мне ответить! Мы с маркизом Эр-При привели сюда своих людей, чтобы восстановить Справедливость и Установленный миропорядок! Грядёт Излом! Мы желаем вернуть на трон Талигойи законного наследника Дома Раканов! Законного, заметьте! Волею Создателя только эта семья может управлять Талигойей! И будет управлять! И такие как вы, предатели и потомки предателей, не помешают нам! Право, мне очень жаль, что вы разминулись с моим другом (Да, Алва! Это у вас приятели, у меня - друзья!) Вальтером Приддом. Тогда всё пошло бы иначе!
- Вы хотите сказать, Окделл, - Алва снова рассматривал свои ногти. - что ваш приятель Придд действительно собирался устранить меня? В таком случае, я прав и вам он действительно не более чем приятель. Друг бы остановил вас, если бы у него не получилось выполнить свою часть работы. И сейчас вы не прикидывали бы, что вам отвечать прокурорским чиновникам. Господин Придд, хоть и супрем, но он не всесилен. Начни он заступаться за вас позавчера, вчера бы взялись уже за него самого. Поздравляю вас, Окделл. И господина Эр-При поздравляю. Ваш приятель никуда не опоздал и ни с кем не разминулся. Он попросту струсил.
- Вы не можете… - Эгмонта трясло. - Не имеете права…
- Могу, - спокойно ответил Алва, снова проводя по носу платком. - И имею. Итак, перейдём к делу. Так с какой целью вы и господин Эр-При привели сюда своих людей?
- Я вам уже сказал!
- В самом деле? Мне казалось, что вы разумный человек. Семейство Раканов потеряло всё, что у них было по меньшей мере четыреста лет назад. И с тех пор ни одна их попытка вернуть хотя бы кроху утерянного, не увенчалась успехом. А знаете, я лично не уверен в том, что и сейчас у них что-то получится. Нет, лично я никогда не видел юного господина Альдо и пока ничего против него не имею, но прекрасно знаю, что всё в нас без практики ржавеет. Эта семья уже несколько веков не воюет и не правит. Вряд ли юный Альдо, кто бы не мнэээ… вдохновлял его на попытки вторжения, справится со страной, если на него свалится такое сокровище. Это надо уметь. Так что всем будет только хуже.
- Этого не произойдёт, - вскочил Эгмонт. Больная нога немедленно дала о себе знать и он почти упал на табурет.
- Сядьте, Окделл. Мне совершенно не улыбается прослыть мучителем покалеченных. И расскажите же наконец, почему у юного Ракана всё непременно должно получиться.
- Прекратите, Алва! - Эгмонт почти кричал. - Человек вашего происхождения и вашего уровня образованности не может не знать, что Раканам помогает сама Кэртиана! Что их власть божественна! Вы ведь тоже должны быть с нами! Вы - Повелитель Ветров, глава Великого дома! У вас нет другого пути! Вы должны склониться перед королём-Раканом! Даже вы, воплощение Врага нашего!
Рокэ с некоторым изумлением смотреть на кричащего Эгмонта. Когда тот закончил свою тираду, Рокэ с минуту молчал, снова промакивая платком нос.
- Леворукий и все кошки его, - задумчиво произнёс он. - Какая же каша у вас в голове, Окделл… Спасибо, конечно, за комплимент, но вы ведь, кажется, истовый эсператист? Не смотрите на меня, как солдат на вошь. Я прекрасно знаю, что публично вы носите чёрное, а дома - серое. Это называется двурушничество. Не слишком красиво, но и не смертельно. Примерно как женатому мужчине иметь любовницу. У вас ведь есть любовница, Окделл? Но сейчас вы, публичный олларианец, в узком кругу называющий себя эсператистом, Чтущий и Ожидающий, так сказать, всеми известными способами, приплетаете сюда ещё и Абвениев! Воля ваша, но сейчас это похоже на свальный грех в дешёвом борделе. Вы предпочитаете подешевле? Неужели дела в Надоре настолько плохи? Мой вам совет: смените управляющего - экономить на своём здоровье не следует.
- Алва, вы издеваетесь? - лицо Эгмонта покрылось красными пятнами.
- Нисколько, - пожал плечами Алва.
Он слегка потянулся, встал, слегка поморщившись накинул мундир на плечи и стал прохаживаться вдоль стены с небольшим окном, на котором чуть трепыхалась вышитая каким-то замысловатым узором занавеска. Эгмонт молча следил за ним глазами. - Это вы не можете разобраться с вашим вероисповеданием. Интересно, что скажет ваш духовник, если узнает об этом. Впрочем, это не моё дело. Итак, Кэртиана. Она, знаете ли, творение неодушевлённое, и в качестве рук использует конкретных чад Создателевых. И я предлагаю вам назвать их имена. Этим вы существенно поможете государству, вашему приятелю Придду и, что самое главное, себе.
Эгмонт молча смотрел в пол.
- Какая же вы всё-таки мразь, Алва, - медленно произнёс он. - Впрочем, помня о том, кто ваши предки, неудивительно… Как вы смеете предлагать мне… Человеку Чести предать своих товарищей…?
Алва усмехнулся.
- Не Человеку Чести, а зачинщику неудавшегося бунта. И не товарищей, а соучастников. Кстати, вы в курсе, что мои разведчики видели на восточном тракте карету вашего казначея барона Хогберда. Подозреваю, что он тоже вспомнил, что он эсператист и внезапно решил совершить паломничество в Агарис. Также подозреваю, что вместе с ним путешествует ваша распрекрасная казна. Чем вы теперь расплатитесь со своими солдатами?
- Хогберд… - криво усмехнулся Окделл. - Мразь… Я не удивлён. А солдаты… Они сражаются не за деньги, а за великую Талигойю! Им хватит Чести!
Алва усмехнулся. Окделл, вскинув подбородок, смотрел на него.
- Бедная Честь… Боюсь, стольких мнэээ… поклонников она не выдержит.
- Алва!
- Сядьте, Окделл, - голос Алвы стал металлическим. - Вы сами всё это устроили. Если вас не смущает, что вы с Эр-При ни за что угробили несколько тысяч солдат, что вы ничего не добились, что все, кто хоть чуть-чуть попрактичнее, бросили вас, что вы явно плясали под дудку врагов страны, подданным которой являетесь, подумайте хотя бы о своей семье и своём имении. И господину Эр-При напомните, что у него тоже дома осталась жена.
- А причём здесь, - вскинулся Окделл. - Наши с Морисом жёны?! Талиг, насколько мне известно, не воюет с женщинами и детьми.
- Талиг - не воюет, - кивнул Алва. - Но это и не потребуется. Всё сделают нищета, болезни и унижение.
Окделл непонимающе смотрел на Алву.
- Что вы так уставились на меня, Окделл? - Алва снова чихнул и промахнулся нос платком. - Вы не знаете порядков? Ах, да. Ваш приятель Борн, по счастью, вовремя умер. Ваше имение перейдёт под опеку короны. Возможно, назначенный управляющий окажется умным и честным, и вашему имению это пойдёт на пользу. Только ваша семья этого практически не почувствует. Им будут выделять деньги только на самое необходимое. Остальное будет попадать в ведомство господина тессория. Вы ведь любите Леопольда Манрика, Эгмонт?
Окделл молчал и морщился.
- Не любите, - усмехнувшись, продолжил Алва. - Его мало кто любит, этого бедного Манрика. Я тоже не люблю. Но это не мешает ему честно выполнять свою работу. Да, Окделл, этот ужасный Манрик не ворует у тех, кому служит. А служит он Его Величеству. Так что как только огласят приговор суда, ваше имущество станет имуществом короны. Даже вашей казни дожидаться не будут.
- Что ж, - тяжело произнёс Эгмонт. - Значит, моя семья уедет в Агарис и мой сын будет верно служить своему истинному сюзерену.
- В Агарис? - Эгмонт поднял глаза и столкнулся с насмешливым взглядом Рокэ, по-мальчишески усевшегося на подоконник. - Я знал, что вы самонадеянны, но не думал что настолько. Как только вы с Эр-При начали всё это, на все пограничные посты ушло предупреждение. Если у Хогберда с вашей казной ещё есть шанс выехать за границу, то у женщины с маленькими детьми и без денег - нет.
Алва соскочил на пол и снова прошёлся по комнате. Эгмонт угрюмо смотрел перед собой.
- Значит, Манрик… - с тоской произнёс он.
- Или Колиньяр, - пожал плечами Рокэ. - Вам кто больше нравится?
- Оба хуже, - мрачно ответил Окделл.
Алва кивнул.
- В кои-то веки я согласен с вами.
- Что же вы мне предлагаете, Алва?
Алва усмехнулся.
- Наконец-то. Я уже потерял надежду, что вы когда-нибудь обретёте разум. Вам надо застрелиться, Окделл.
- Что?!!! - Эгмонту показалось, что он ослышался.
- Ну, - пожал плечами Алва. - или мнэээ… неудачно воспользоваться ножом или кинжалом. Или съесть что-нибудь этакое. Можете рискнуть попробовать утопиться: в Ренквахе сейчас весьма сыро. Повеситься не предлагаю: это как-то не для Людей Чести. Остальные способы - на ваш выбор. Главное - успеть до встречи с прокурорскими чиновниками.
- Вы с ума сошли?! Издеваетесь, Алва?!
- Нисколько, - Рокэ опустился в кресло и положил ногу на ногу. Этот фривольный жест почему-то покоробил Окделла. - Для вас единственный шанс избавить ваше имение от Манрика и Колиньяра - это умереть здесь и сейчас. Вы же должны знать законы хотя бы в таком объёме! В момент вашей смерти ваше имущество перейдёт к вашему сыну. А насколько мне известно, к юному Ричарду у Его Величества претензий нет. Сын за отца, знаете ли, не отвечает. Так что опекун у него будет, но на этот счёт, насколько я помню, закон куда более гибок. Взрослые родственники мужского пола у вас ведь есть?
- Есть… - глухо отозвался Эгмонт.
- Вот кому-то из них скорее всего и достанется это счастье, - Алва снова равнодушно рассматривал собственные ногти. - А вам я советую поторопиться. Завтра в это же время я, как велит мне распоряжение Его Величества, сообщу, что главарь мятежников мною задержан. опрошен и вынужден буду препроводить вас в Старый Глан и заключить под стражу в местной тюрьме. Разумеется, к вам там будут относиться соответственно вашему титулу. Дальше вашу участь решит суд. Впрочем, в его вердикте я не сомневаюсь.
- Я - тоже, - ещё более тихо проговорил Эгмонт. - Но покончить с собой я не могу. Это Непростимый грех, а я, как вы верно заметили, эсператист.
- Что ж, - Алва равнодушно пожал плечами. - воля ваша. Значит, ваше имение перейдёт под опеку короны. Повторюсь, возможно, это поможет сохранить имущество и когда-нибудь ваши потомки смогут снова стать владельцами Надора. А возможно - имение передадут другим и они уже ничего не смогут. Жаль, что у вас нет времени посоветоваться хотя бы с женой. Я не уверен, что эреа Мирабелла будет рада жить во флигеле для прислуги и считать каждый грош. А ваш дом будет перестраивать для себя какой-нибудь Колиньяр. Впрочем, я готов дать вам ещё один добрый совет. Утюжить это болото завтра я не собираюсь. Так что у вас есть сутки. За это время вы вполне успеете затеять ссору с кем-нибудь из офицеров, бросить перчатку и героически погибнуть на дуэли. Выбор у вас огромный: начиная от любого теньента и кончая вашим покорным слугой. Главное - успеть.
- Не каждый теньент справится со мной даже сейчас, - усмехнулся Окделл. - Всё-таки опыт у меня есть.
- Выбирайте капитана или майора, - снова пожал плечами Алва. - Повторюсь, главное - успеть.
Глаза Эгмонта Окделла зажглись нехорошим огнём.
- Я выбираю вас, Рокэ Алва! И я сделаю всё, чтобы вся Талигойя узнала, что вы, молодой и здоровый, не только приняли вызов калеки, но и победили его.
Алва пристально посмотрел на собеседника.
- Прекрасное настроение… - протянул он. - Тогда я сделаю всё, чтобы уравнять наши шансы. А вот пересказывать этот, с позволения сказать, разговор всему Талигу я не буду. Много чести. Я могу принять ваш вызов. Завтра, ровно в семь утра вон на той поляне, - Рокэ кивнул головой за окно. - И - да. Это будет линия.
- Чтооо?! Это же…!
Рокэ снова усмехнулся.
- Это единственный способ вам по минимуму задействовать ваши больные ноги и хотя бы немного уравнять наши шансы. Все рассуждения о мерзости этого способа мне неинтересны. Дуэль в любом случае либо убийство, либо унижение. Себя лично вы уничтожили ровно тогда, когда влезли в эту пакость. Если вы не согласны, я отказываюсь. Оскорблений лично мне вы не наносили, так что кодекс я таким образом не нарушу.
- Какая же вы мразь… - протянул Окделл.
- С точки зрения тех, кто пытается совершать подобные авантюры - несомненно. Итак, если вы согласны, не смею вас задерживать и жду ваших секундантов.







II. И было утро

- Квальдэто цэра! Росио, зачем?! Ты не можешь так рисковать! Я сам с удовольствием прирежу этого tonto.
Рокэ чихнул и с тоской посмотрел на кузена. Салина был в бешенстве. Он стоял, широко расставив ноги и мерно, словно на корабле, раскачивался.
- Calmete, Диего. Неужели тебе до сих пор жалко, что Леона не вышла сейчас замуж? Она - девочка умная и симпатичная. Поверь, она только выиграла от этого.
Диего выругался себе под нос.
- Но она плакала! Из-за этого tonto Арсена! Росио! Когда моя дочь плачет, на моём пути лучше не стоять! Я их всё равно порву.
Алва грустно усмехнулся.
- Разумеется, порвёшь. Где-нибудь и когда-нибудь. Но не здесь и не сейчас это точно. Мне сказали, что Арсена видели среди убитых. Так что будешь смотреть в глаза его отцу. И опять же не сейчас. Сейчас мне нужен Окделл. Точнее - не нужен. Нужен его наследник. Иначе будет только хуже.
Салина с любопытством взглянул на кузена.
- Ты думаешь, он в состоянии думать?
- Разумеется, нет. Дело в имуществе и влиянии. Окделл, конечно, мало что решает, Эпинэ сейчас - тем более. Но у Эпинэ жив отец, туда пока так открыто не сунутся. А вот ворота в Надор распахнуты...

***

- Эгмонт, вы с ума сошли? - маркиз Эр-При с досадой смотрел на бывшего подчинённого, а ныне - компаньона. Сподвижники расположились за столом. Мишель Эпинэ расположился на лавке вдоль стены и угрюмо смотрел на отца и Окделла. - Какие сейчас, к Леворукому, дуэли? Да ещё между вами и Алвой? Он же вас зарежет как курёнка!
- Это будет линия… - Эгмонт вздохнул и опустил руку на стол. - На линии шанс у меня будет. Мы с вами оба, Морис, знаем Алву. Он не из тех, кто откровенно пользуется явным преимуществом.
- Что?!!! - маркиз Эр-При затряс головой. - И вы согласились на это?! Вы, убеждённый эсператист?! И - да. Я знаю Алву. Он не пользуется явным преимуществом, но и не делает скидки на субъективные недостатки. Так что будьте покойны! Он вас не упустит!
- Но он прав, - снова вздохнул Окделл. - если меня осудят (а меня осудят - нас поймали), моё имение передадут в казну. А обогащать господ Манрика и Колиньяра я не хочу. И потом… Я подведу Вальтера. В то, что он нас предал, я не верю. Дуэль - это единственный выход.
- Отец! - Мишель Эпинэ буквально вскочил.
- Сядь, Мишель. - Морис жёстко посмотрел на старшего из оставшихся сыновей.
- Нет, отец! Мы не можем молчать! Я вызову Алву! Здесь и сейчас! Я спасу!
- Мишель, - поморщился Эгмонт. - Вы - добрый мальчик. Но у вас не получится. По кодексу, время и место назначает оскорблённая сторона. И ею сейчас будет герцог Алва. У него ведь к вам претензий нет. Наша встреча завтра в семь. Поверьте, вам он назначит на половину восьмого.
- Что я скажу Вальтеру? - схватился за голову Морис. - Что я скажу вашей жене, в конце концов? Она останется с четырьмя малолетними детьми.

Эгмонт зябко запахнул меховую безрукавку.
- Морис, если вам удастся увидеть Вальтера, перескажите ему слова Алвы. И скажите, что я в них не поверил. Вальтер - честный человек и он продолжит наше дело. А Мирабелла… Она справится. У меня нет другого выхода. Да, я - эсператист. Но Создатель читает в сердцах наших. И он знает, что я не самоубийца. Морис, я прошу вас быть моим секундантом и сейчас отправиться к эру Алве и передать, что я согласен на все его условия.

Морис тяжело вздохнул, поднялся, подошёл к низкому окну и долго молча смотрел куда-то вдаль. В комнате стояла гробовая тишина.
- Нет, Эгмонт. Я изначально был против всей авантюры. И теперь наблюдать, как вас, моего старого и доброго друга, будут убивать, я не хочу. И очень жалею, что пошёл на поводу у своего отца.
На лавке шумно заёрзали. Морис даже не обернулся.
- Я клятвенно обещаю вам, Эгмонт, что сделаю всё возможное, чтобы вывести отсюда к границам Талига всех, кто нам с вами доверился. Но секундантом вашим не буду. Для меня это слишком.
Эгмонт усмехнулся.
- Скажите честно, Морис, что не хотите смотреть в глаза маркизу Салине. Не знаю, его ли выберет Алва своим секундантом, но он в лагере. Я его видел. И, как мне кажется, вы об этом знаете.
В комнате снова повисло молчание.
- Да, Эгмонт. Вы правы. Я не видел маркиза Диего среди королевских офицеров, но я не удивлён. И - да. Я не готов к разговору с ним. Слишком всё это горько и гнусно. Простите меня, дорогой друг, если сможете.
- Отец! - Мишель вскочил. Щёки его пылали почти лихорадочным румянцем. - Простите меня! Я пойду! Я буду вашим секундантом, эр Эгмонт! Я считаю вас честным и порядочным человеком и помогу вам! И я найду слова для господина Салины. Верю, он простит Арсена.
- Мишель! - строго воскликнул отец.
- Отец, согласно кодекса, любой дворянин может предложить себя в роли секунданта, если участник дуэли находится в затруднении.
Морис огорчённо качал головой.
- В случае чего, - продолжил Мишель. - есть ещё Серж и Робер. Я верю, они смогут.
Эгмонт Окделл встал и подошёл к Морису.
- Я понимаю вас, дорогой друг, и не сержусь на вас. И я вас очень прошу, не возражайте, чтобы Мишель пошёл со мной. Иначе мне придётся обращаться к другим людям.
Морис нехотя кивнул.

***

- Итак, господа, - маркиз Салина тяжёло взглянул на Мишеля, но промолчал. - согласно дуэльного кодекса, мы, ваши секунданты и доверенные лица, ещё раз предлагаем вам решить ваш спор миром. Герцог Окделл? Герцог Алва?
- Оставьте, маркиз, - поднял затянутую в перчатку руку Алва. - В нашем случае это вряд ли возможно. И я очень прошу вас не предъявлять претензий господину Эпинэ.
- Присоединяюсь, - шагнул вперёд Окделл. - Мишель, я прошу вас не предъявлять претензий господину Салине.
- Поддерживаю, - кивнул Алва, вынимая шпагу из ножен. - И давайте не будем затягивать. Мы можем опоздать к завтраку.

запись создана: 06.10.2021 в 21:12

@темы: Графомань, Отблески Этерны, Мои фанфики, Натворень, Алва, Эпинэ, ОЭ головного мозга, Миры Камши

---

Новогодний логго-флафф. Поднимаю.

Захотелось что-то перечитать

Сопли в сиропе. Написалось вчера на коленке.

Название: Крестник
Автор: я
Бета: а не было! Когда ж?
Фандом: LoGH, "Золушка" (фильм)
Размер: драббл, 400 слов
Персонажи: Юлиан Минц, Фея, её помощник
Категория: джен
Жанр: драма, флафф
Рейтинг: G


– Почему? Ну почему так? – мальчик лет двенадцати сидел на полу, глядя в угол комнаты и тихо плакал.
Жизнь у мальчика и так не была безоблачной, но уходящий год стал таким страшным, что мальчик боялся предстоящей ночи. Боялся, что несчастья не закончатся, и следующий год будет ещё хуже. Он не плакал два года назад, когда умерла мама. Он не плакал и прошлым летом, когда внезапно и глупо погиб отец. Тогда он как-то съёжился, но слёз не было. А теперь, в эту самую волшебную ночь в году, слёзы словно сами лились из глаз, и он ничего не мог с собой сделать. Он вспоминал прошлый Новый год, когда отец пришёл со службы пораньше и подарил ему самый настоящий военный берет. И Новый год три года назад, когда они последний раз украшали дом все вместе. Какие чудесные снежинки мама рисовала тогда на стёклах!
Здесь, в приюте, тоже вешали украшения, но это было не то. Здесь всё было какое–то ненастоящее и очень горькое. Поэтому мальчик плакал.
– Эй, мальчик! – раздалось рядом. Юлиан Минц вздрогнул. Рядом стоял мальчик его лет в какой–то странной одежде, как на страницах учебника истории. "Наверное, на маскарад оделся. Счастливый! Ему хочется маскарада!" – Не плачь, не надо.
Юлиан удивлённо смотрел на нового знакомого.
– Не надо, – продолжил тот. – Прошлого твои слёзы уже не исправят, а будущему могут только помешать. Так говорит моя тётушка. Ты её слушай, она тебе поможет, она же твоя крёстная!
– Крёстная? – ещё больше удивился Юлиан. Он даже перестал плакать. – Но у меня никогда не было крёстной!
– Это не так. Крёстная есть у всех. Она всех любит. Вот посмотри, – и мальчик коснулся серебристого ёлочного шара какой-то палочкой. Юлиан ахнул. Из шара на него смотрела сказочно красивая женщина с невероятно добрыми глазами. Она чем-то была похожа на маму…
– Эй, ты что, волшебник?! – обернулся он к новому знакомому.
– Что ты! – покраснел тот. – Я только учусь!
– Но ты очень способный ученик, друг мой, – улыбнулась женщина. – Без него, Юлиан, я бы многого не успела. Не плачь. Он верно сказал: слезами горю не поможешь. Надо жить дальше и помогать другим. Вот он помогает и становится волшебником. И ты можешь. Хочешь стать волшебником?
– Хочу, – зачарованно улыбнулся Юлиан.
– Значит станешь! Сперва станешь учеником настоящего волшебника, а потом – волшебником!
– А этот волшебник возьмёт меня?
– Конечно! И ты больше не будешь одинок!
– Спасибо, миссис...
– С Новым Годом! – закричали где–то рядом. Юлиан Минц вздрогнул и очнулся. Не было ни мальчика в старинном костюме, ни шара с портретом женщины. Но на душе было спокойно, и Юлиан теперь твёрдо знал: всё будет хорошо.

запись создана: 31.12.2015 в 11:07

@темы: Графомань, Мои фанфики, Операция "СНГ!", ЛогГ, Хорошо на Изерлоне!

---

Женский выбор. Снова фичок про Катарину.

Название: Женский выбор
Автор: я
Бета: а не было!
Фандом: Отблески Этерны
Размер: драббл, 750 слов
Персонажи: Катарина Ариго (dark?), Рокэ Алва
Категория: джен
Жанр: драма, флафф
Рейтинг: PG-13

• 
  
  

  Что, сударыня? - Рокэ Алва от удивления даже привстал со стула. - Вы действительно хотите, чтобы я вызвал этого … мнэ-э-э… молодого человека? И чтобы это было … не до первого синяка?

  
  

• 
  
  

  Да! Да, Рокэ!! Да, Закат меня побери!!!

  
  

• 
  
  

  Катарина, - Рокэ поморщился. Щёки Катарины буквально пылали Закатным пламенем. - Вы меня простите, но это не будет честной дуэлью. Где он и где я. Это будет откровенное убийство. Почему бы вам не придумать что-нибудь покрасивее.

  
  

• 
  
  

  И что же?! - Катарина вскочила и встала руки-в-боки. Алва нехотя поднялся вслед за ней. - Что я ещё должна придумывать для этого мерзавца?!! Или вы вдруг прониклись любовью к Колиньярам?!!!

  
  

Алва медленно прошёлся по кабинету.

• 
  
  

  Катарина, - он медленно подбирал слова. - вы же умная женщина. Этот … мнэ-э-э… молодой человек дал вам сейчас уникальный шанс. Вы сейчас можете одним движением руки посадить на цепь всю эту очаровательную семейку. Я их не просто не люблю. Я их не уважаю. В том числе и за то, как они воспитали сына.

  
  

• 
  
  

  Вы-то откуда знаете… - нахохлилась Катарина.

  
  

• 
  
  

  Чтобы понять, что с этим … юношей … лучше не иметь дела, достаточно понаблюдать за ним один раз, - спокойно пожал плечами Рокэ. - Мне не повезло:  общаясь с нашим дражайшим комендантом, пришлось наблюдать за его оруженосцем несколько раз.

  
  

• 
  
  

  И?! - резко и требовательно вздёрнула подбородок Катарина. 

  
  

• 
  
  

  Ничего хорошего, - немного нарочито зевнул Рокэ. - Такой же напыщенный и недалёкий, как его отец. Но отец, в отличие от сына, держит свои амбиции в узде. А сынок спит и видит стать первым. Хоть где-нибудь. Сейчас, как мне кажется, он мечтает занять место своего непосредственного начальника. Или - моё. Или чьё-нибудь ещё. Правда, при этом забывает о знаниях, опыте, вложенном труде и так далее, и тому подобное. Так почему бы вам, Ваше величество, не помочь этому юному дарованию получить их?

  
  

• 
  
  

  Что-о-о?! - щёки Катарины вновь горели закатным пламенем.

  
  

• 
  
  

  Ровно то, что я сказал. Пригласите в монастырский садик мать молодого человека, расскажите ей о том разговоре и предложите выбор: или сын продолжает службу Отечеству в чине теньента где-нибудь на варастийской таможне, или в Торке, или вы обращаетесь за помощью к своим добрым друзьям. Она, поверьте, поймёт и в чём будет заключаться помощь, и к каким людям вы обратитесь в первую очередь. Поверьте, если этим займусь не я, а, например, граф Савиньяк, результат будет тот же. Впрочем, я бы предложил на выбор и ещё один вариант.

  
  

• 
  
  

  Какой ещё вариант?! - вскинулась Катарина.

  
  

• 
  
  

  А вот какой, - глаза Рокэ стали ледяными. - И глава семейства, и все его родственники до четвёртой очереди, находящиеся на государственной службе, тихо и спокойно уходят в отставку и удаляются в свои имения. Вы же хотите, чтобы эта семья потеряла влияние? А чтобы Эпинэ перестали разорять? У вас есть шанс сделать 9для этого что-то реальное.

  
  

Катарина угрюмо молчала. Рокэ, скрестив руки на груди, молча смотрел на неё.

• 
  
  

  Нет, - наконец проговорила она. - Этот мерзавец не должен жить. Он не имел права...

  
  

• 
  
  

  Воля ваша, - пожал плечами Алва. 

  
  

• 
  
  

  Когда, сударь?

  
  

• 
  
  

  Катарина, - Алва поморщился. - я вам уже сказал: это будет убийство, а я это не люблю. Через ваш монастырский садик прошло достаточно молодых офицеров, для большинства из них ваша просьба будет законом. И молодого Колиньяра многие недолюбливают.

  
  

• 
  
  

  Нет, - жёстко сказала Катарина. - вы. И только вы.

  
  

• 
  
  

  Катарина, - Рокэ обречённо вздохнул. - Я, поверьте, здесь совсем не нужен. Даже мой оруженосец может попробовать. Вы ведь приглашали в садик и его?

  
  

• 
  
  

  Вы. И только вы.

  
  

• 
  
  

  Катарина…

  
  

• 
  
  

  Рокэ… - Катарина сжала пальцы так, что костяшки буквально побелели и заговорила медленно, словно чеканя каждое слово. - Если. Вы. Не выполните. Мою просьбу. Мне придётся. Принять меры. К тому. Чтобы. Мой супруг. Поскорее покинул этот мир. Вы же предлагали мне руку и сердце? А я предлагаю вам пост регента при моём сыне. Я жду.

  
  

Минут пять Рокэ молча мерял комнату шагами.

• 
  
  

  Катарина, - медленно проговорил он. - Вы же умная женщина. Подумайте спокойно…

  
  

• 
  
  

  Я жду, - нервно повторила Катарина.

  
  

• 
  
  

  Хорошо, Катарина. Я действительно дал клятву защищать моего государя от любой опасности и любой ценой. Я слишком хорошо вас знаю, чтобы не поверить вам. Только настоятельно прошу вас не торопить меня. Я не хочу сам затевать скандал. Целесообразнее подождать, когда молодой человек сам совершит ошибку. Уверяю вас, это произойдёт довольно скоро. Если, разумеется, вы не примете иное решение.

  
  

• 
  
  

  Хорошо, - благосклонно кивнула Катарина. - Мы подождём. Идите, господин Алва. Мы вас больше не задерживаем.

  
  

Матерясь про себя, Первый маршал Талига вышел из будуара Её Величества.

@темы: Графомань, Отблески Этерны, Мои фанфики, Натворень, Алва, ОЭ головного мозга

---

Миди

Название: Трилистник микроскопа
Размер: миди, ~5000
Пейринг/Персонажи: Профессор Ломба, Павел Рудак, оригинальные персонажи
Категория: джен
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: Эпизод № 7512 из памяти Великого КРИ журналисту Славину показывать отказались.
Примечание/Предупреждения: Часть канона "Полдень, XXII век". Насилие, грабежи, убийства (в том числе - детей)

Читать дальше

– Павел! Подойди–ка ко мне, сынок.
– Да, Учитель? – пробегавший по двору Рудак резко остановился. Профессор Ломба смотрел из открытого окна первого этажа.
– Сюда, сюда, мой мальчик. Я хочу тебе кое–что показать.
Павел одним прыжком перемахнул через подоконник. Профессор недовольно покачал головой.
– И все же входить, мой мальчик, на работе лучше через дверь. Особенно сейчас, когда ты стал руководителем. Нужно, чтобы подчиненные воспринимали тебя как старшего, иначе тебе трудно будет работать.
Рудак невольно улыбнулся. Чудачества и молодечества старого Ломбы были известны всем сотрудникам Коллектора. И то, что успокоить профессора мог только насмешливый взгляд супруги – тоже.
Профессор Ломба стоял около своего компьютера. На экране монитора застыла страшная картина: воин пил что–то из красивой золотой чаши, отпихивая ногой старика с разрубленной грудью.
– Вот смотри, сынок. Кажется, программа собрала еще один эпизод. Но я бы его всем и каждому показывать не стал.
Павел пожал плечами.
– Разве это впервые, Учитель? Мы уже сколько таких нашли. Земля ведь словно пропитана такими вещами.
– Именно так, мой мальчик, – вздохнул старик. – К сожалению. Но я позвал тебя не только за этим. Помнишь, ты написал программу, позволяющую выделить конкретного человека? Я проверил ее сегодня.
Павел кивнул.
– Вы нашли новый эпизод, профессор?
– И да, и нет. Я воспользовался одним из старых. И получил нечто новое. Я тебя очень попрошу посмотреть это, прежде чем показывать всем.
– Хорошо, Учитель. Если вы так считаете...
Павел присел к компьютеру.
На экране был большой и богатый город. Судя по одежде жителей, южный.
Почти непрерывный людской поток тек по городскому рынку. Вот хозяйка из явно небогатой семьи выбирает овощи. У женщины мало денег, и она тщательно перебирает товар. Наконец, расплачивается и уходит. Торговец, утомленный такой придирчивой покупательницей, с минуту с тоской и облегчением глядит ей вслед. Но пришли новые клиенты, и он уже забыл о женщине. Теперь – явно слуги из богатого дома. Слуга и служанка. Молодые. Выбирают тоже тщательно, но платят, не торгуясь. "Ясное дело – не свое отдают", – ворчит торговец. Прислугу он любит меньше, чем самостоятельных, пусть и небогатых хозяев: уж больно среди слуг крадунов много.
А только что купившая овощи парочка не спеша идет дальше по рынку. Парень останавливается перед лавкой оружейника. Разглядывает, словно примериваясь, что–то злобно шепчет, когда спутница отвернулась. Та отошла несколько шагов и оглянулась.
– Эй! Пойдем! Хозяйка ругаться будет, если узнает, что мы здесь шлялись.
– И кто же это ей доложит? – насмешливо скривил губы парень. – Не ты ли? Так я тоже доложу, что ты вчера у мясника торговалась. И на какую помаду сдачу потратила, тоже скажу.
– Молчи, – зашипела девица. – Не то хояин узнает, что ты без него в оружейной мечами звенишь.
– Или – что ты к конюху бегаешь! В общем так, лишенная семейной чести. Я молчу, пока молчишь ты.
– У тебя ее что ли много? Чести–то семейной? Такой же раб.
Парень усмехнулся и с ненавистью посмотрел на спутницу. Но делать было нечего. И каждый остался при своем. Девушка осталась ждать на улице, а парень зашел в лавку.

Лавка была большая, богатая. Здесь было все: и кривые турецкие ятаганы, и длинные западные мечи, и маленькие засапожные клинки, и даже пищаль стояла в углу.
Продавец смерил вошедшего взглядом. Парень дернулся.
– И что же угодно твоему хозяину, раб? – дюжий продавец, сложив на груди могучие руки, встал рядом. "Клиент" ему не понравился.
– Моему хозяину, – парень вскинул подбородок. "У меня только два хозяина – Аллах и я сам! И скоро ты узнаешь об этом, шакал!" – угодно знать, где твой хозяин берет все это. Он хочет сделать большой заказ.
– Хозяин этой лавки, мой дядя, – в тон ответил продавец, – и сам многое может сделать. Но многое берет у мастера Юстина. Твой хозяин может спросить его дом в Оружейном переулке, там всякий покажет. А теперь ступай, раб.
И недвусмысленно указал на дверь.

Павел оторвался от монитора. Внизу стояла надпись: "Эпизод № 7512. Византия, г. Константинополь, апрель – май 1453 г".
– Учитель, вы уверены, что это нельзя показывать? Здесь же ничего особенного. Так, повседневная жизнь…
– Не спеши, сынок. Досмотри до конца. Я, с твоего позволения, поработаю у тебя, а ты сиди здесь столько, сколько сочтёшь нужным.
– Хорошо, Учитель, – Павел недоумённо пожал плечами и снова повернулся к монитору.
«Что же там дальше? Что такого увидел старик?»

Тем временем молодой продавец, выпроводив неприятного посетителя, прошел в дальнюю часть лавки. В углу за маленьким столом сидел пожилой ромей и что–то записывал.
– Дядя Порфирий, простите, – окликнул молодой человек. Старик поднял голову. – Сейчас приходил один очень странный посетитель… Он спрашивал, кто делает наш товар, говорил о большом заказе. Я, как вы учили, назвал дядю Юстина. Но, дядя, он мне очень не понравился. Явно – слуга, даже явно раб. Но говорил настолько дерзко! И внешне очень похож на турка!
– Раб, говоришь? – насторожился дядя. – Клеймёный?
– Нет, – покачал головой племянник. – Только обруч и голова подбрита.
– Тогда не страшно, – успокоил дядя. – Это, видно, один из пленных, которых взяли на границах. Кто–то из воевод просто взял его в слуги. Повезло. В доме живет, а не ждёт очереди на ипподроме. Обломается. Ты всё правильно сделал, Миса. Наше дело – торговать. Его господин заплатит Юстину, Юстин поделится с нами.
– Но если он действительно турок? И захочет бежать? И не приведёт ли потом других? Может, сообщить страже?
– Пусть бежит, – беспечно махнул рукой старик. – Во–первых, поймают и казнят. Во–вторых, это не наше дело. Это – забота его господина и нашего Государя. И кого он приведёт? Этот степной сброд? Войска нашего Государя легко справятся с ними. И другие христианские государи нас не оставят. И потом – нам, оружейникам, от войны разорения не будет. Да и не дойдёт война до Константинополя.
Изображение на мониторе слегка дёрнулось. Видимо, там, в реальности, прошло какое–то время.
Снова рынок, снова те же двое молодых слуг. Снова парень ставит девушку перед выбором: либо быть битой за воровство и прелюбодеяние, либо прикрывать его. И девушка снова соглашается. "Интересно, – подумал Рудак, – почему она поддается? Ведь у нее тоже есть, чем его скомпрометировать? И, если уж на то пошло, почему он скрывает свои дела? Ведь визит был поручением? Или не был, и в лавке он врал? Тогда еще интереснее! Кто же вы такой, дорогой незнакомец? Черт возьми, я должен это увидеть!"
Тем временем парень уже почти бежал по довольно широкому переулку, почти над каждой дверью в котором висела вывеска, изображавшая то меч, то кинжал, то пищаль. "Оружейная слобода или что–то в этом роде", – догадался Рудак. Один раз парень что–то спросил у прохожего и уже через минуту стучал кованым молотком в одну из дверей.
Парня впустили. Павел с интересом разглядывал дом. Здесь жили явно небедные люди. Кованые ручки, мебель из дорогого дерева, цветной витраж в окне, богато убранные иконы.
Наконец вышел и сам хозяин. Павел увидел немолодого человека в богатой, но неброской одежде. Он и хозяин лавки на базаре были очень похожи. Видимо, действительно были близкими родственниками. Хозяин с подозрением оглядел гостя.
– Ты кто такой, что тебе не хватает моих помощников, а ищешь встречи со мной? Известно тебе, кто я?
– Известно, уважаемый, – неожиданно для Павла вежливо и почтительно поклонился посетитель. – Ты – один из лучших оружейников в этом городе.
Хозяин чуть заметно дернул уголком рта. Гость снова поклонился.
– Мой господин, да продлит Всевышний его дни, – молодой человек возвел очи горе, затем повернулся к иконостасу и перекрестился. – желает купить пищали. Хорошие. Много. Здесь, в городе.
– И кто же твой господин, позволь узнать? – хмыкнул хозяин. Похоже, гость начал его забавлять.
– Он... – молодой человек немного замялся. – Он – один из воевод, воюющих с неверными.
– Разве армию не обязана снабжать казна? И зачем ему оружие здесь?
Посетитель вздохнул.
– Вы же знаете, уважаемый, как медлительны иной раз слуги нашего Государя, да продлит Всевышний его дни. Мой господин решил на свои деньги купить все, в чем нуждаются его воины.
– Достойно, достойно, – кивнул мастер. – И как же зовут твоего господина?
– Валерий. Валерий Халкинид.
– Я слышал о нем. Подожди немного.
Он отошел к маленькому столику в углу и довольно долго что–то записывал.
– Передай это своему хозяину. Здесь цены на все. Если он купит больше ста штук каждой вещи, я смогу снизить цену.
Молодой человек бережно принял список, положил за пазуху и, кланяясь, выбежал на улицу. Хозяин с тоской посмотрел ему вслед. С легким стуком открылась одна из дверей.
– Отец, я, как ты велел, слушал за дверью. Очень странный человек. Тебе не кажется, что он – турок?
– Кажется? – усмехнулся старый мастер. – Да от него турком разит за тысячу локтей.
– Но что же нам теперь делать, отец?! Может, сообщить капитану стражников?
– Зачем? Этот парень не сделал ничего предосудительного. Он всего лишь спросил о цене.
– Но если он принесет деньги? Отец, они – враги!
– Во–первых, неизвестно, принесет ли. Или только в нашу мастерскую заглянула самая бандитская банда этого города? В это я не поверю. Есть люди побогаче нас. Во–вторых, поимка подсылов – дело государево, а не наше. Наше дело – знать свое ремесло и делать хороший товар. И продавать всем, кому понадобится. Это – в–третьих. Есть еще и в–четвертых, но об этом я пока помолчу.
– Но дядя Порфирий...
– Он все верно сделал. К нему пришел заказчик, он направил его к нам, мы поделимся с ним прибылью. Оружейники во время войны не разоряются.

Рудак покачал головой. Похоже, о пользе для общества, точнее – о вреде, который ему может быть нанесен, оба брата думали в последнюю очередь.

На экране снова был молодой турок. "Интересно, как ему удается так часто и надолго отлучаться? Насколько я помню из истории, слугам такая свобода не была позволена". Но вскоре все выяснилось. Хозяин дома, по всей видимости, действительно служил где–то далеко от дома, и хозяйка, довольно молодая и привлекательная особа, скучала. Видимо поэтому, когда молодые слуги вернулись домой, у хозяйки были гости. Точнее – гость. Тоже весьма привлекательный молодой грек. Хозяйка принимала его наедине в своих личных покоях. Слуги выполняли работу вяло и неохотно, а иногда просто слонялись по дому, почти открыто обсуждая хозяйку и выражаясь в ее адрес весьма и весьма нелестно. "Похотливая дочь шакала и гиены, – фыркнул «герой репортажа». – Годится разве что в служанки к млад... в солдатский лупанарий. Любит только деньги". И это было еще не самое крепкое выражение. «Однако, – подумал Рудак. – Грубо, но верно».
Эти эпизоды повторились несколько раз. Хозяйка каждый день принимала гостей. Вернее, каждый раз – одного гостя. Того парня, который приходил в первый день, Павел больше не увидел. Приходили другие. Чаще многих – средних лет богато одетый мужчина с коротко подстриженной бородой. Судя по манере поведения, он был нездешним. Его женщина встречала особенно приветливо. Павел уже подумывал выключить монитор. И так было ясно, что со своей задачей его программа справляется: отдельный человек выделен, сгруппировать события вокруг него получается. "Осталось узнать, как его зовут, и можно составлять биографию. А возможно – показательный репортаж–эпизод для Академии Наук. Представляется он Иосифом, но, по–моему, это – не настоящее его имя. Слишком часто сбивается на Ю".
Это сбивание и останавливало Рудака. "Кто же вы такой, уважаемый Иосиф?".
И Павел продолжал смотреть.
На экране промелькнуло несколько ничем не примечательных дней. Молодой раб по–прежнему выполнял самые разные поручения хозяйки, часто сопровождал её. Хозяйка, судя по всему, очень доверяла слуге. Настолько, что спокойно раздевалась в его присутствии. Павел, глядя на это, вздохнул: молодая и весьма привлекательная женщина, по всей видимости, совершенно не уважала себя. Она словно не замечала тот исполненный ненависти и брезгливости взгляд, которым каждый раз окидывал ее «Иосиф».
Павел потряс головой и посмотрел в окно. За окном уже спустился вечер. "Оставить на завтра? Да, пожалуй. Судя по таймеру, здесь еще столько же. Пойду, переварю".
– И как? – спросил Ломба, подсаживаясь в кафе к допивающему кефир Павлу.
– Весьма любопытно. Знаете, я даже пожалел, что я не историк. Но пока я не увидел почти ничего, что нельзя было бы показать ребенку.
– Увидишь, мой мальчик. Когда досмотришь. А заодно пожалеешь, что ты не психолог и не социолог. Я, например, в очередной раз пожалел.
"А заодно не будешь учить машину изобретать мериносов с семью ногами и еще большим количеством сам знаешь каких признаков, а потом бегать по всей территории и, крича: "Караул!", отлавливать их".
Наутро Павел продолжил.
Обстановка в Константинополе была тревожной. Войска турецкого султана подходили все ближе. Город был переполнен беженцами. Во всех храмах почти круглые сутки шли службы. По улицам ходили патрули, хотя, глядя на этих неспешных и весьма упитанных мужчин, "жрец Великого КРИ" усомнился, что они смогли бы кого–нибудь защитить. И – базар. Базар шумел, несмотря ни на что. Откуда товары появлялись сейчас, во время войны, когда враг был в двух – трех днях пути, осталось для Павла загадкой. "Потом подумаю. Это может быть интересным. Но еще интересней, почему нет больных". Подумал и тут же пожалел об этой мысли. Великий КРИ услужливо показал, почему в городе не было эпидемий. Молодая женщина подбежала к дому, на калитке которого змея обвивала чашу. На руках у нее, тяжело дыша, неподвижно лежал ребенок. На стук вышли двое мужчин: один – в длинной серой накидке, другой в рубахе и штанах. Тот, что был в накидке, тут же, не входя в дом, осмотрел ребенка.
– Прости, – сказал он матери, – у твоего сына сильно воспалена черная желчь. Я не смогу ему помочь. Стой здесь, слуга позовет стражника.
Мать заплакала и рухнула перед врачом на колени. Она просила, хватала его за полу мантии, совала какой–то мешочек (видимо, деньги). Врач покачал головой.
– Пойми, неразумная. Если я сейчас оставлю его в живых, он умрет через два–три дня. Его уже нельзя вылечить. Но вот заразить всю семью он успеет. У тебя есть еще дети? С вами живет еще кто–нибудь?
Женщина тихо плача, кивнула.
– Они погибнут. Выбирай! Одна жизнь или несколько. Ты молодая. Если мы все выживем, еще нарожаешь. Решила?
Мать младенца стояла возле лавки, бледная и потерянная. Ребенок тяжело и хрипло дышал.
– Решила? – повторил врач. Женщина тихо кивнула. В калитку вошли слуга и пожилой стражник.
– Тогда молись.
Врач взял широкий короткий нож, наклонился над лежащим ребенком, аккуратно приставил нож к груди мальчика и резко, сильно ударил. Кровь струей брызнула ему на накидку. Ребенок последний раз дернулся и затих. Рядом раздался стук. Врач обернулся. Мать лежала на земле.
– Водой плесните, – поморщился он. Потом еще раз осмотрел мальчика, убедился, что тот мертв и снова повернулся к слуге и стражнику. Мать малыша уже пришла в себя и молча, глядя перед собой пустыми глазами, сидела на земле.
– Отнеси младенца в храм, – сказал врач слуге. – Скажи отцу Ипатию, что это сделал я, и что у его матери нет денег.
– Иди с ним, – повернулся он к женщине. – И молись.
Слуга и убитая горем мать вышли на улицу. В этот момент мимо дома врача четверо крепких слуг проносили богато убранные носилки. Мать младенца остановилась и с минуту как завороженная смотрела на них. Потом ее лицо исказила звериная гримаса. Она заревела и кинулась на мужчин с кулаками.
– Пока все, кто считает себя мужчинами, пытаются защитить нас, вы, выродки, ублажаете шлюх, таких как эта! Эту богатую зажравшуюся тварь, ложащуюся под каждого! Из–за вас нас могут всех убить! Из–за вас убили моего сына! Будьте вы прокляты! Прокляты!
Стражник поспешил оттащить обезумевшую женщину, но слуги всё равно замешкались. Носилки остановились, окно приоткрылось, и Павел разглядел внутри хозяйку Иосифа. Она со страхом и брезгливостью смотрела на лежащую на дороге и проклинающую ее женщину. С другой стороны носилок стоял и сам Иосиф. Он и не подумал защищать хозяйку и тоже только наблюдал.
В какой–то момент молодой человек обернулся и вздрогнул. Видно, заметил в толпе кого–то. Павел вгляделся. В толпе стоял немолодой скромно одетый человек с короткой седой бородой. Он тоже заметил Иосифа и еле заметно поклонился.
Монитор дернулся, переключая кадр. Судя по положению солнца, прошло не более трех часов. Иосиф стоял возле небольшой ювелирной лавочки. Он явно волновался. Что–то прошептал, провел ладонями по лицу и вошел.
В лавке было довольно темно. Молодой человек огляделся. Никого. Но уже через минуту занавеска на внутренней двери колыхнулась, и в лавку вышел тот самый человек, которого Павел уже видел в городе. Он встал перед гостем на колени и поклонился ему в пол.
– Хвала Аллаху, ты жив, Юсуф–бей.
– Встань, встань, Махмуд–ага! – молодой человек бросился поднимать его. – Я тоже уже не чаял увидеть тебя на этом свете. Рассказывай! Как ты выжил? Как попал сюда?
– Хвала Аллаху, – повторил Махмуд. – Твой отец отправил меня с письмом к своему брату. Только поэтому я остался жив.
– Мои родители?...
– Да, Юсуф. Эти шакалы убили всех. Твой дядя потом захватил двоих из них. Прежде чем им оторвали головы, они рассказали, что убили всех. Что избили и изнасиловали прямо на улице и младшую жену твоего отца, и твою мать. Все. От солдата до командира. Не уважили даже ее годы. Твоему младшему братишке, кинувшемуся защитить женщин, отрубили голову. Твой отец был уже мертв. Он не дал им ни денег, ни еды, и они подняли его на кол. Мать и Фатима умерли позже. Истекли кровью от побоев и насилия и слезами от стыда.
Молодой человек слушал со странным спокойствием.
– И ведь это были не разбойники, Махмуд–ага. Это были солдаты государя нашего Константина, да продлит Небо его дни. Так?
– Так, Юсуф, так. Но ты странно спокоен, мой мальчик.
– Потому, что они за все заплатят. С лихвой заплатят.
– Как ты выжил?
– Меня раненого они притащили к своему начальнику. Он решил продать меня работать на ипподром. Но я понравился хозяйке. Продали другого, их единоверца. Через месяц я сопровождал хозяев и увидел, как этот парень чистил клетки диким свиньям.
Махмуд–ага вздохнул.
– Вот так я выжил. Правда, пришлось сменить имя и стать христианином. Они зовут меня Иосифом. Слуг–мусульман мои хозяева не выпускают из дома. А я не смог взаперти. Я хочу бежать. Помоги мне, Махмуд–ага! Я не могу жить в этой мерзости. Не могу видеть, как хозяин бьет слугу–единоверца за самую малую провинность, как вор и лжец боится хозяйской плетки, но не гнева божьего, как замужняя женщина ложится в постель с каждым встречным, стоит мужу хоть на два дня уехать из дома. Как молодой и сильный человек не стесняется сидеть у дверей храма и просить подаяния, а не работать. Как богатый покупает каждый день пряности, платя за них столько золота, сколько весят сами пряности, а рядом у его единоверцев умирает от голода ребенок. Как женатый мужчина, едва выехав из дома, ищет женщин легкого поведения. И при этом они считают развратными нас! Я знаю, где купить коня и оружие. Одолжи мне денег! Я убегу! Я доберусь до троюродного брата моей матери! Он поможет, я знаю! Аллах свидетель, я все верну!
Махмуд–ага слушал, покачивая головой.
– Нет, мой мальчик.
– Но почему?! – вскинулся молодой человек.
– Потому что ты нужен Аллаху и султану здесь. Думаю, тебе известно, что войска султана приближаются к Константинополю. Думаю, дней через пять город будет окружен. Нашему государю очень нужны здесь, в городе, те, кто откроет ему ворота.
– Это будет нелегко, – с сомнением покачал головой Юсуф. – У императора немалое войско, он защищается, в войско могут подойти новые воины.
– Нет, – ответил Махмуд. – Император уже давно управляет только городом, но не страной. Город – сам по себе, страна – сама по себе. Нынешний их император действительно делает все, что может, но времени у него уже нет. Он не успеет исправить то, что испортили его предки. Смотри, мальчик, и учись. Жить надо так, чтобы дети и внуки не страдали от твоих ошибок.
– Но ведь может прийти помощь из–за моря?
– Вряд ли. Я все–таки купец. И хвала Аллаху, что у моего отца хватило мудрости учить меня языкам. Они считают меня балканцем, а не турком, и не стесняются. Им нет дела до Константинополя. Раз здесь идет война, здесь не будет торговли. А раз не будет торговли, купцы перестанут возить товары, а правители не пришлют войска. Это такой же базар, мальчик. Если не выгодно, купец торговать не станет.
– Но единоверцы?!
– А разве на базаре единоверцев не обсчитывают?
– Тогда мне жаль государя Константина, – вздохнул Юсуф. – Его бросил народ, его бросили собратья. Остается только надеяться, что его не бросит хотя бы Небо.

продолжение в комментариях...

запись создана: 02.11.2014 в 19:35

@темы: Графомань, Мои фанфики, ФБ, Миры Стругацких