02.09.2013 в 20:50
Пишет fandom L0GH 2013:fandom L0GH 2013 - Уровень 3 - Мини часть 2
Для тех, кто читает, не зная канона ("как оридж"), в конце имеется краткое описание: кто все эти люди и чем они занимаются.
Название: О Изерлон!
Автор: fandom L0GH 2013
Бета: fandom L0GH 2013
Размер: мини, 1330 слов
Пейринг/Персонажи: Изерлон/Гайерсбург
Категория: фемслэш
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: они встретились и предались безудержной любви
Предупреждения: технофилия
Примечание: по-немецки крепость - женского рода. И та, которая Die Festung, и та, которая Die Burg.
Для голосования: #. fandom L0GH 2013 - работа "О Изерлон!"
О прекрасная, с которой не сравниться никому в этой галактике! Слухами о красоте твоей полнится обитаемый мир. Не раз крейсера, заходившие в мои доки, доносили до меня эти слухи. И чем больше я слышала о тебе, тем больше я мечтала о встрече. Как я завидовала кораблям, этой железной мелочи, способной двигаться — и, значит, долететь до тебя, красавица. Они-то видели. Они-то знают. Им дозволялось погружаться в твою броню. С каким наслаждением это сделала бы я, если бы мне было позволено моей конструкцией! Но я не смела надеяться. Ведь судьба моя — как и твоя — была определена с самого рождения.
Мы, крепости, не созданы для того, чтобы перемещаться в пространстве. Где нас поставили, там и стоим.
Так и я стояла, слушала о тебе и мечтала попусту.
Ночами мне грезилось твое округлое тело, отливающее ртутным блеском в свете звезд, твоя броня, способная по желанию уплотняться и становиться твердой, и в то же время способная расступиться и пропустить внутрь себя того, кого ты захочешь. Мне виделись твои турели, всплывающие на зеркальную поверхность, и круги тяжелых волн, колышущих зеркало, и ритм этих колебаний заводил меня так, что в реакторе поднималась небольшая ядерная буря, и напряжение в электросети подскакивало, а мое главное орудие спонтанно переходило в режим подзарядки. Стонали аварийные системы, и эти смешные человечки, мои симбионты, начинали бегать заполошно и сбрасывать мое возбуждение своими методами.
И что с того, что я никогда не видела тебя? Мне тебя описали, твой образ запечатлелся в памяти станционного комма, и в долгие часы бездействия я вызывала твое изображение на экраны, стараясь, чтобы симбионты не заметили, — иначе они лишили бы меня этого невинного удовольствия, — и любовалась тобой, представляя, как я касаюсь своей броней твоей брони.
Моя броня не так прекрасна, как твоя. Она всего лишь твердый материал, склепанный наглухо, и чтобы принять в себя корабль, я должна распахнуть перед ним ворота. Я понимала, что это могло бы не понравиться тебе, если бы ты меня увидела; особенно я стеснялась заклепок, этих прыщей на моем теле, и всевозможных ворот и люков, этих морщин на моем лице. Я не могу их убрать, и ничего тут не поделаешь.
Но мы не могли встретиться, и я забывала об изъянах своей внешности, воображая, как ты коснулась бы меня. Грезить о невозможном так просто и так приятно.
И вдруг оказалось, что мои мечты осуществимы.
Когда тот человечек, такой же маленький и смешной, как все, произнес в моих стенах: "Мы можем заставить Гайерсбург двигаться",— я не сразу поняла, что это значит для меня; но когда поняла — всё во мне замерло, и даже центральный процессор подвис. Я смогу уйти из опостылевших координат, где, как я полагала, мне предстоит находиться до самого конца, пока не погаснет реактор и коррозия не разъест броню. И — я смогу переместиться... о вечные звезды! Я смогу переместиться и стать ближе к тебе!
Я помогала смешному человечку всеми силами. Каждый двигатель, который он мне подарил, работал безупречно — ведь это был способ осуществить мою безумную мечту. Каждый эксперимент по отработке моего будущего передвижения проходил успешно. Я просто не могла позволить им, моим симбионтам, разочароваться во мне и в их идее — потому что это стало бы крушением моих надежд.
Едва услышав о возможности уйти с этого места, я ловила каждое сказанное людьми слово, а сама ждала, трепеща, не прозвучит ли твое имя. И оно прозвучало, любимая! Они так и сказали: я отправлюсь в Изерлонский коридор на встречу с тобой. С тех пор я считала дни, и твой образ стоял перед моим мысленным взором. Теперь я не стеснялась вызывать на экраны твое изображение: теперь оно было уместно. Люди, модернизировавшие меня, тоже стремились к тебе, о прекрасная.
И наконец настал тот день, когда люди сказали: пора! Как я беспокоилась о своем внешнем виде, как радовалась, что двигатели так симметрично и красиво опоясывают мое тело, как переживала из-за неровностей брони и как волновалась, понравлюсь ли я тебе! И как старалась, чтобы все системы работали идеально. Ведь каждая неполадка отдалила бы долгожданное свидание, о котором прежде я не смела и мечтать!
И заработали двигатели, и я сдвинулась — и нырнула в подпространство, всеми системами стремясь к тебе. Ни одна космическая крепость прежде не могла этого. Я была первой. Воистину, я открыла новое всем прочим космическим крепостям — возможность подойти к любимой и встать с ней бок о бок.
Когда я наконец увидела тебя, это было как удар. Стыдно признаваться — у меня перехватило воздуховоды, и в жилах заискрило. И даже на трубах водопровода выступили капли — слезы восторга и пот возбуждения. Не в силах сдержаться, я кричала от счастья вместе с симбионтами — экипажем, приведшим меня к тебе. Мне было неловко, но я не могла ничего с собой поделать. Людям пришлось выключать сирену вручную.
Ты лежала передо мной совершенно такая, как мне и рассказывали. Черная, как окружающий космос. Блестящая, как ртуть. Отражающая звезды, дюзы крейсеров и — как я затрепетала, увидев это! — и меня. Пусть я была не вплотную к тебе, но достаточно близко, чтобы заметить.
И тогда я снова огорчилась невзрачности моей брони, но огорчение было недолгим. Радость встречи затмила всё.
Я наблюдала, как погружаются в твое тело корабли, и завидовала им. Я наблюдала, как выходят из твоего тела изящные бугорки орудий. Потом ты выдвинула свое главное орудие. Оно мерцало, как звездное ожерелье, и наливалось силой на моих глазах — и я поняла: сейчас твой залп коснется меня.
Я знала, что это будет обжигающе, и немного боялась боли, но сильнее было желание подставить себя под твой энергетический поток. И в то же время меня переполняло нетерпение: я тоже могла прикоснуться к тебе. Пусть не броня к броне, а выстрелом, так же, как сейчас дотронешься до меня ты. Ничего. Надеюсь, мои прикосновения понравятся тебе.
И я тоже выставила свое главное орудие, мой "Коготь грифа", и запустила подкачку энергии. Сейчас. Подожди немного, любимая. Сейчас мы наконец ощутим друг друга.
Твой выстрел ударил в мою броню, раскаляя ее верхний слой, больно, горячо и жадно. Еще никто не делал со мной этого. Ты была у меня первой.
Но и я была у тебя первой, и я выстрелила тоже.
Видеть, как колышется под моим ударом твоя броня, было почти непереносимо — все мои приборы зашкалило от этого зрелища. Я знала, что ты можешь затвердеть, но ты колыхалась, и по твоей поверхности шли волны, и отражения звезд раскачивались на этих волнах... у меня случился выброс в реакторе, когда я увидела это, и центральный процессор задохнулся от перегрузки. И, не в силах сдержаться, я ударила снова, и снова, и снова. Волны на твоем теле вошли в резонанс с моими ударами, ты вся дрожала от моих ласк, и я знала, что если я продолжу долбиться в тебя дальше, покуда не опустошатся мои аккумуляторы, я смогу пробить тебя, и излить в тебя мою энергию, и тогда жар охватит твое тело, и ты будешь кричать, и, о вечные звезды, возможно, я не перенесу этого счастья. Мой центральный компьютер гудел от перегрева, мой "Коготь грифа" ласкал тебя со всей яростью, на какую способен, и ты расступалась перед ним, и...
В моих мечтах я воспламенила тебя — но в реальности вышло иначе, и это было ничуть не менее волнующе. Я увидела, как в толще твоей брони проступают напряженные, готовые к выстрелу турели — и стреляют прежде, чем выплывут, и взрываются — ты была возбуждена мной так, что не могла сдержаться.
О вечные звезды, как передать ощущения крепости, впервые с момента постройки ощутившей оргазм?
Мы ощупывали друг друга выстрелами, мы обжигали друг другу броню, мы рычали и стонали от боли и страсти, и ни одна из нас не могла пробиться к сердцу другой, хотя наши тела бились в унисон, а гравитация толкала нас друг к другу, и все ближе был момент непосредственного контакта. Я знала, что когда коснусь тебя, броня к броне, мы взорвемся и умрем от этого, но я готова была умереть. И двигаться к тебе, чтобы стать ближе, еще ближе, еще... и знать, что от прилива у тебя утолщается броня с этой, моей стороны, и что пробить ее орудием уже, вероятно, не удастся, но это ничего, я пробью ее собой... так же как ты пробьешь собой меня...
Зачем ты выслала корабли, этот свой никудышный железный гарем, надругаться над моими двигателями? Зачем они...
Неужели ты не хотела умереть в моих объятиях, о Изерлон?..
Название: Сюрприз
Автор: fandom L0GH 2013
Бета: fandom L0GH 2013
Размер: мини, 2070 слов
Пейринг/Персонажи: кайзер Каспар фон Гольденбаум/Флориан
Категория: слэш
Жанр: романс, PWP
Рейтинг: R
Краткое содержание: Кайзер влюблен в юношу из хора, а тот, разумеется, ценит благосклонность Его Величества, но голосом своим дорожит сильнее всего на свете.
Для голосования: #. fandom L0GH 2013 - работа "Сюрприз"
Каспар отошел от зеркала с мрачной усмешкой. Да уж, красавцем не назовешь. В ранней юности кайзер еще мог сойти за миловидного. Придворный портретист запечатлел его именно таким – изящным, чувственным мальчиком с полуулыбкой на пухлых губах.
Но скоро придется позировать для нового портрета – сообразно возрасту и положению. Кайзер еще вполне молод, но уже вышел из юношеского возраста. Теперь предательская женственность не украсит, а обезобразит, и с портретов будет смотреть жалкий урод с капризным ртом и чрезмерно острым подбородком. Даже блеск его положения не ослепит.
Хорошо, что пока есть те, кто помнят его прежним, – в их глазах осталась тень его прежнего.
– Дитрих, всё готово? – спросил император.
– Да, ваше величество, – лакей поклонился.
– Тогда дождись прихода моего гостя – и можешь оставить нас одних.
Дитрих, снова поклонившись, уходит.
***
На столике две прозрачно-тонкие чашки и маленький чайник. Больше ничего – ни молочника, ни сахарницы, ни выпечки. Разумеется, никакого алкоголя. Между чашками – корзина с фруктами, убранная цветами и выложенная душистыми листьями. Продуманное выверенное угощение, маленький сюрприз, для стороннего наблюдателя весьма скромный, если не приглядываться и не пытаться приподнять тяжелую безделушку. Тогда станет ясно, что изящную вещицу изготовил не корзинщик, а ювелир.
Когда-то простой вопрос – чем угостить гостя – стал настоящей головоломкой. Юный хорист талантлив и дорожит своим голосом. Да и сам Каспар не простил бы себе, если бы испортил ему выступление неподходящим меню. Ничего холодного, ничего сыпучего, ничего кислого. Шоколад – под категорическим запретом, печенье тем более. О яблоках, апельсинах или киви даже речи нет. Но правильный ответ нашелся, хотя и выглядит экстравагантным: теплый чай без сахара и спелые фрукты, совсем немного, всего пять. Для Флориана – нектарины, сочные и достаточно сладкие. Для кайзера Каспара – обычные персики, с легкой кислинкой, но зато пушистые, от них легонько покалывает кончики пальцев и, наверное, щипало бы губы, если бы правила этикета не предписывали чистить плоды.
– Ваше величество, господин Флориан явился по вашему приглашению и нижайше просит вас его принять, – негромко сообщает Дитрих.
– Скажи ему, пусть войдет, – Каспар не поворачивает головы.
– Добрый день, ваше величество, позвольте выразить мою признательность за оказанную честь. – Император знает, что мальчик стоит на коленях, склонив голову, и ожидает ответа.
– Добрый день, мой юный друг, – мягкое обращение, в зависимости от тона ничего не значащее или обозначающее всё. – Входите, я рад вас видеть.
– Благодарю вас, ваше величество.
В комнату проходит грациозный юноша, высокий, тонкокостный и почти по-военному прямой – сценическая выучка не мягче армейской, а в чем-то и строже. Он одет в темные скромные панталоны и белую шелковую рубашку с высоким глухим воротом. Юный гость встает напротив кайзера, дожидаясь позволения, почти равного приказу.
– Присядьте, угощайтесь, – мягко улыбается Каспар.
Еще раз выговорив дежурную благодарность, Флориан садится в кресло.
Чай уже разлит по чашкам, но гость кайзера сидит, неподвижно сложив перед собой узкие ладони и ждет. Поощряя его, Каспар подносит к губам чашку теплого черного чая.
Мальчик тоже отпивает глоток, а затем, отставив хрупкую чашку, берет с блюда один персик.
Осторожно разломив плод на две половинки, он медленно начинает разрезать ту, в которой нет косточки.
– Как у вас дела в хоре? Что нового? – спрашивает Каспар с легким интересом. Не то чтобы репетиции и спевки так сильно его занимали. Он наслаждается музыкой, но исключительно как любитель, сложная терминология ему непонятна, а большинство музыкальных шуток – пустой звук. Просто очень приятно слушать голос собеседника – нежный, негромкий и звучный, хотя и странно низкий для юноши такого возраста, да еще и прошедшего операцию. Может быть, это только кажется, потому что Флориан еще слишком юн и разница между видимым и слышимым пока не бросается в глаза.
Приятнее же всего – звонкий мальчишеский смех, когда с увлекшегося Флориана слетает скованность и он начинает говорить быстро и живо.
– И вот мы все начали смеяться, – говорит он, – а господин Глюк, наш хормейстер, посмотрел на нас так грустно-грустно и говорит: «Вот как смеяться – так вы в унисон, а спеть не можете».
Каспар сдержанно улыбается, слушая такие рассказы. Иногда он смеется вместе с Флорианом – в унисон. Как сейчас.
– Вы красиво смеетесь, ваше величество, – несмело говорит Флориан, и его щеки заливает краска.
– Вот как? – кайзер поднимает одну бровь. – Благодарю за комплимент.
Мальчик опускает глаза долу, еще пуще краснея.
– Моя матушка говорила, если человек хорошо смеется, он не может быть дурным, – продолжает он и замолкает. Конечно же, он боится, что сказал что-то не то.
– Прошу прощения, за мою дерзость, – тихо говорит юноша. – Я не должен был …
– Ничего страшного, – ободряет Каспар. – Вы не сказали ровным счетом ничего предосудительного.
Мальчик облегченно улыбается, но уже не решается продолжить разговор и, борясь со смущением, принимается за персик, очень мягкий и слишком сочный. Несколько капель сока остаются над верхней губой, поэтому кажется – но, конечно, только кажется, – что у него растут усики.
Теперь, когда мальчик умолк, им можно любоваться. У Флориана длинные светлые волосы, кажущиеся пышными, но без нелепых кудряшек, от которых молодые люди становятся похожи не на девушек даже, а на кукол.
Хотелось бы прикоснуться к этим волосам, чтобы проверить, какие они – мягкие и легкие или густые, лежащие шапкой. Но пока рано – не стоит его пугать.
Пока нужно говорить, слушать и смотреть. На узкие тонкие плечи, на бледные упрямые губы, за которыми изредка видна полоска белых зубов, на тонкие длинные кисти.
Сложись всё по-иному – мальчик мог бы стать музыкантом, пианистом или скрипачом. Он был бы сейчас обычным здоровым молодым человеком. Император бы даже не заметил его, а если бы заметил – едва ли оказался мальчику нужен. При дворе предостаточно стареющих дам, готовых оказать покровительство молодому таланту.
Когда беседа замирает, корзина пустеет быстро, благо фруктов немного. Каспар машинально съел один нектарин, и теперь в корзинке сиротливо лежит одинокий персик в пуху.
Флориан протягивает руку за персиком, кайзер тоже. Их пальцы сталкиваются. Флориан медлит, не убирая руку, император осторожно стискивает его ладонь и не сразу ощущает ответное пожатие.
Приятный сюрприз… Неужели сегодня?..
Каспар осторожно гладит нежные пальцы и мягкую ладонь, поднимается чуть выше, к запястью, скрытому манжетой, сквозь шелк проводит по предплечью, чувствуя, как прохладная ткань согревается под пальцами.
Или это просто горит кожа?
Флориан переводит дыхание и отнимает руку, торопливо расстегивая высокий ворот.
– Простите, ваше величество, – он снова покраснел, и глаза блестят из-под ресниц. – Здесь душно.
– Пройдемте в другую комнату, – предлагает Каспар. – Там будет прохладнее.
– Как прикажете, ваше величество. – Флориан покорно берет императора за руку.
Не такого ответа хотел Каспар, но пока он его принимает.
Они проходят в дверь, заслоненную тяжелой портьерой. За ней – другая комната, гораздо меньше гостиной, с плотно задернутым окном, погруженная в полумрак. Обстановки немного – пушистый ковер с подушками и широкая кровать, накрытая темно-бордовым покрывалом, а рядом с ней – шкафчик красного дерева. Стены комнаты обтянуты тканью того же оттенка, что ковер и кровать. Даже на вид обивка кажется тяжелой и дорогой.
Флориан испуганно смотрит на это великолепие, переводит взгляд на ложе, затем – на его величество.
– Я не собираюсь ни к чему вас принуждать, – успокаивает Каспар. – Если вы хотите, мы вернемся и больше никогда не вспомним об этой комнате.
– Я не боюсь, – голос юноши становится хриплым. – Я сделаю все, что вы прикажете, ваше величество.
– Я не прикажу вам ничего, – говорит Каспар, и его голос понижается до шепота. – Я только попрошу, и вы сможете отказаться исполнить мою просьбу. В любой момент.
И наконец он решается и нежно проводит ладонью по светлым волосам.
Они, оказывается, густые и почти жесткие, но не настолько, чтобы их было неприятно касаться. Каспар ведет пальцем от виска по скуле, спускаясь к линии подбородка, затем мягко кладет руки на плечи.
– Подойдите ближе, – просит Каспар.
Флориан, до того стоявший столбом, делает шажок вперед и оказывается крепко прижат к груди императора. Подняв одну руку, он тоже гладит Каспара по лицу, неловко отзеркаливая жест.
Каспар благодарно улыбается. Флориан отвечает на улыбку и приподнимается на цыпочки.
Каспар наклоняет голову, отпуская Флориана, чтобы немедленно обхватить ладонью его затылок и привлечь для поцелуя.
Мальчик старательно отвечает, опустив веки. Каспар и сам бы закрыл глаза, но боится – вдруг этот мальчик куда-нибудь исчезнет.
Он слишком долго терпеливо ждал – просто приглашал, разговаривал и смотрел, ничего не прося, не требуя и не предлагая. Если сегодня из-за необдуманного шага он лишится всего…
Но Флориан становится смелее, закидывает руки на шею кайзеру и притягивает его к себе.
Тот тихо, счастливо смеется, крепче обнимая юношу, и делает несколько осторожных шагов к роскошному ложу.
Хорошо было бы подхватить его на руки и донести до кровати, но это пока слишком смело. Пусть мальчик привыкнет, а в следующий раз...
Но следующий раз будет только если сейчас всё пройдет хорошо – пусть Каспар император, он не прикажет с ним спать и никогда не возьмет силой.
Осторожно поглаживая, шепча успокаивающие глупости, Каспар расстегивает маленькие пуговки на рубашке Флориана и освобождает от ткани его плечи, затем бегло проводит ладонями по груди, гладкой и немного мягкой.
– А мне можно?.. – снова краснея, Флориан касается его сюртука.
– Можно, можно, конечно, – Каспар снова тихо смеется.
Это не быстро и не легко – освободиться от придворной одежды со множеством крючков и застежек. Но тем лучше. Спешить некуда, и лучше, если есть повод быть неторопливым и осторожным.
Флориан закрывает глаза и пытается отстраниться, свернувшись калачиком, не понимая, что так он не скрывает себя, а только кажется еще желаннее.
– Не бойся, – шепчет Каспар, целуя подставленный загривок, и шепчет на ухо:
– Сейчас будет чуточку неприятно, но потом обязательно будет хорошо.
– Да, ваше величество, – тихо отзывается Флориан.
В шкафчике красного дерева – фарфоровая баночка со смазкой. Каспар набирает полную ладонь и, еще раз поцеловав Флориана в шею сзади, приступает к приготовлениям, медленно растягивая юношу. Несмотря на прохладу, которую всегда поддерживают в комнате, ему уже жарко, и пальцам, мягко сжатым, почти горячо. Мальчик тяжело дышит и глухо стонет.
– Нравится? – негромко спрашивает Каспар.
– Кажется, да…
Каспар улыбается в белокурый затылок. Ничего, сейчас Флориану будет не казаться.
– Повернись ко мне, – зовет Каспар, отнимая руку.
Флориан поворачивается, снова его обнимая.
Каспар целует лицо юноши, касается губами нежного, безупречно гладкого горла, слегка прикусывает кожу, помогая сосредоточиться на приятных ощущениях. Выждав момент, он медленно входит.
Как он ни был сдержан, Флориан всё-таки слабо вскрикивает, закусив губу. Каспар замирает, снова успокаивая шепотом и поцелуями, собирает губами выступившие слезинки.
Флориан оттаивает, снова слабо улыбаясь, и кладет руки на спину Каспару, проводя по лопаткам пальцами.
– Тебе нравится? – спрашивает Каспар.
– Всё в порядке, ваше величество… – прерывающимся голосом отвечает Флориан. – Всё хорошо, – и, насколько позволяет тяжесть тела партнера, поднимается навстречу.
Для Каспара это сигнал – можно. Он начинает осторожные движения к удовольствию – обязательно обоюдному, он знает, что и как нужно делать, чтобы сдержать себя и помочь Флориану.
Юноша, который до того лишь жадно, хрипло дышал, вдруг приглушенно вскрикивает и расслабленно падает на покрывало. Каспар наконец-то отпускает себя и торопливо откатывается в сторону, благо широкая кровать позволяет не прижимать мальчика своим весом.
Отдышавшись, он мягко обнимает мальчика и тихо спрашивает:
– Ну как?
– Х-хорошо, – голос Флориана как будто дрожит, и с Каспара сразу же слетает истома.
Приподнявшись на локте, он встревоженно всматривается в лицо юноши – страдальческое и испуганное.
– Тебе было больно, да? Я тебя обидел? – вполголоса спрашивает он.
– Нет, ваше величество, – Флориан мотает головой. – Всё в порядке.
– Не всё. Что случилось? – настаивает Каспар. – Я не собираюсь на тебя сердиться, если ты просто расскажешь правду.
– Я боюсь… – медленно, с трудом отвечает мальчик. – То есть не вас… Нас учитель предупреждал…
– Так, подожди, – в голове еще не совсем ясно, да и говорит юноша невразумительно, так что Каспар мало что может понять. – Скажи ясно, чего ты боишься?
– У меня естество проснулось, – выдыхает Флориан, протягивая руку. На ней видны несколько белых капель.
– Нас господин Глюк предупреждал, – продолжает Флориан, – если нарушать режим, может проснуться естество. Это значит, голос начнет портиться.
Каспару снова хочется засмеяться, но он сдерживает себя.
– Глупый, – шепчет он, поглаживая Флориана по волосам, – это ровным счетом ничего не значит. А если бы и значило – ты настоящий талант, и тебе всегда найдется место в труппе императорского театра.
– Я не такой уж и талант, ваше величество, – глухо отвечает Флориан. – И, – он снова краснеет, – я не ради протекции с вами.
– Серьезно? – спрашивает Каспар и, взяв юношу за подбородок, поворачивает к себе.
– Серьезно, – отвечает Флориан, не отводя взгляда.
– Тогда, когда мы снова будем наедине, зови меня просто Каспаром.
– Ганс, – вдруг выдыхает юноша.
– Что-что? – переспрашивает Каспар.
– Флориан – это псевдоним. Я на самом деле Ганс. Для сцены это слишком простое имя.
– Я понимаю… Ганс, – согласно кивает Каспар и обнимает юношу. Тот прижимается головой к его плечу, но вдруг резко высвобождается из объятий.
– Я должен спешить! – выдыхает он, хватая то один, то другой предмет одежды. – У меня же репетиция.
– Не торопись, – смеется Каспар, удерживая его на месте.
На прощание Каспар целует Флориана – то есть, конечно, Ганса – и негромко говорит:
– До свидания.
И в этих словах — не только прощание, но и обещание.
URL записи.
Внимание! Achtung! Attention!
Для тех, кто читает, не зная канона ("как оридж"), в конце имеется краткое описание: кто все эти люди и чем они занимаются.
Название: О Изерлон!
Автор: fandom L0GH 2013
Бета: fandom L0GH 2013
Размер: мини, 1330 слов
Пейринг/Персонажи: Изерлон/Гайерсбург
Категория: фемслэш
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: они встретились и предались безудержной любви
Предупреждения: технофилия
Примечание: по-немецки крепость - женского рода. И та, которая Die Festung, и та, которая Die Burg.
Для голосования: #. fandom L0GH 2013 - работа "О Изерлон!"
О прекрасная, с которой не сравниться никому в этой галактике! Слухами о красоте твоей полнится обитаемый мир. Не раз крейсера, заходившие в мои доки, доносили до меня эти слухи. И чем больше я слышала о тебе, тем больше я мечтала о встрече. Как я завидовала кораблям, этой железной мелочи, способной двигаться — и, значит, долететь до тебя, красавица. Они-то видели. Они-то знают. Им дозволялось погружаться в твою броню. С каким наслаждением это сделала бы я, если бы мне было позволено моей конструкцией! Но я не смела надеяться. Ведь судьба моя — как и твоя — была определена с самого рождения.
Мы, крепости, не созданы для того, чтобы перемещаться в пространстве. Где нас поставили, там и стоим.
Так и я стояла, слушала о тебе и мечтала попусту.
Ночами мне грезилось твое округлое тело, отливающее ртутным блеском в свете звезд, твоя броня, способная по желанию уплотняться и становиться твердой, и в то же время способная расступиться и пропустить внутрь себя того, кого ты захочешь. Мне виделись твои турели, всплывающие на зеркальную поверхность, и круги тяжелых волн, колышущих зеркало, и ритм этих колебаний заводил меня так, что в реакторе поднималась небольшая ядерная буря, и напряжение в электросети подскакивало, а мое главное орудие спонтанно переходило в режим подзарядки. Стонали аварийные системы, и эти смешные человечки, мои симбионты, начинали бегать заполошно и сбрасывать мое возбуждение своими методами.
И что с того, что я никогда не видела тебя? Мне тебя описали, твой образ запечатлелся в памяти станционного комма, и в долгие часы бездействия я вызывала твое изображение на экраны, стараясь, чтобы симбионты не заметили, — иначе они лишили бы меня этого невинного удовольствия, — и любовалась тобой, представляя, как я касаюсь своей броней твоей брони.
Моя броня не так прекрасна, как твоя. Она всего лишь твердый материал, склепанный наглухо, и чтобы принять в себя корабль, я должна распахнуть перед ним ворота. Я понимала, что это могло бы не понравиться тебе, если бы ты меня увидела; особенно я стеснялась заклепок, этих прыщей на моем теле, и всевозможных ворот и люков, этих морщин на моем лице. Я не могу их убрать, и ничего тут не поделаешь.
Но мы не могли встретиться, и я забывала об изъянах своей внешности, воображая, как ты коснулась бы меня. Грезить о невозможном так просто и так приятно.
И вдруг оказалось, что мои мечты осуществимы.
Когда тот человечек, такой же маленький и смешной, как все, произнес в моих стенах: "Мы можем заставить Гайерсбург двигаться",— я не сразу поняла, что это значит для меня; но когда поняла — всё во мне замерло, и даже центральный процессор подвис. Я смогу уйти из опостылевших координат, где, как я полагала, мне предстоит находиться до самого конца, пока не погаснет реактор и коррозия не разъест броню. И — я смогу переместиться... о вечные звезды! Я смогу переместиться и стать ближе к тебе!
Я помогала смешному человечку всеми силами. Каждый двигатель, который он мне подарил, работал безупречно — ведь это был способ осуществить мою безумную мечту. Каждый эксперимент по отработке моего будущего передвижения проходил успешно. Я просто не могла позволить им, моим симбионтам, разочароваться во мне и в их идее — потому что это стало бы крушением моих надежд.
Едва услышав о возможности уйти с этого места, я ловила каждое сказанное людьми слово, а сама ждала, трепеща, не прозвучит ли твое имя. И оно прозвучало, любимая! Они так и сказали: я отправлюсь в Изерлонский коридор на встречу с тобой. С тех пор я считала дни, и твой образ стоял перед моим мысленным взором. Теперь я не стеснялась вызывать на экраны твое изображение: теперь оно было уместно. Люди, модернизировавшие меня, тоже стремились к тебе, о прекрасная.
И наконец настал тот день, когда люди сказали: пора! Как я беспокоилась о своем внешнем виде, как радовалась, что двигатели так симметрично и красиво опоясывают мое тело, как переживала из-за неровностей брони и как волновалась, понравлюсь ли я тебе! И как старалась, чтобы все системы работали идеально. Ведь каждая неполадка отдалила бы долгожданное свидание, о котором прежде я не смела и мечтать!
И заработали двигатели, и я сдвинулась — и нырнула в подпространство, всеми системами стремясь к тебе. Ни одна космическая крепость прежде не могла этого. Я была первой. Воистину, я открыла новое всем прочим космическим крепостям — возможность подойти к любимой и встать с ней бок о бок.
Когда я наконец увидела тебя, это было как удар. Стыдно признаваться — у меня перехватило воздуховоды, и в жилах заискрило. И даже на трубах водопровода выступили капли — слезы восторга и пот возбуждения. Не в силах сдержаться, я кричала от счастья вместе с симбионтами — экипажем, приведшим меня к тебе. Мне было неловко, но я не могла ничего с собой поделать. Людям пришлось выключать сирену вручную.
Ты лежала передо мной совершенно такая, как мне и рассказывали. Черная, как окружающий космос. Блестящая, как ртуть. Отражающая звезды, дюзы крейсеров и — как я затрепетала, увидев это! — и меня. Пусть я была не вплотную к тебе, но достаточно близко, чтобы заметить.
И тогда я снова огорчилась невзрачности моей брони, но огорчение было недолгим. Радость встречи затмила всё.
Я наблюдала, как погружаются в твое тело корабли, и завидовала им. Я наблюдала, как выходят из твоего тела изящные бугорки орудий. Потом ты выдвинула свое главное орудие. Оно мерцало, как звездное ожерелье, и наливалось силой на моих глазах — и я поняла: сейчас твой залп коснется меня.
Я знала, что это будет обжигающе, и немного боялась боли, но сильнее было желание подставить себя под твой энергетический поток. И в то же время меня переполняло нетерпение: я тоже могла прикоснуться к тебе. Пусть не броня к броне, а выстрелом, так же, как сейчас дотронешься до меня ты. Ничего. Надеюсь, мои прикосновения понравятся тебе.
И я тоже выставила свое главное орудие, мой "Коготь грифа", и запустила подкачку энергии. Сейчас. Подожди немного, любимая. Сейчас мы наконец ощутим друг друга.
Твой выстрел ударил в мою броню, раскаляя ее верхний слой, больно, горячо и жадно. Еще никто не делал со мной этого. Ты была у меня первой.
Но и я была у тебя первой, и я выстрелила тоже.
Видеть, как колышется под моим ударом твоя броня, было почти непереносимо — все мои приборы зашкалило от этого зрелища. Я знала, что ты можешь затвердеть, но ты колыхалась, и по твоей поверхности шли волны, и отражения звезд раскачивались на этих волнах... у меня случился выброс в реакторе, когда я увидела это, и центральный процессор задохнулся от перегрузки. И, не в силах сдержаться, я ударила снова, и снова, и снова. Волны на твоем теле вошли в резонанс с моими ударами, ты вся дрожала от моих ласк, и я знала, что если я продолжу долбиться в тебя дальше, покуда не опустошатся мои аккумуляторы, я смогу пробить тебя, и излить в тебя мою энергию, и тогда жар охватит твое тело, и ты будешь кричать, и, о вечные звезды, возможно, я не перенесу этого счастья. Мой центральный компьютер гудел от перегрева, мой "Коготь грифа" ласкал тебя со всей яростью, на какую способен, и ты расступалась перед ним, и...
В моих мечтах я воспламенила тебя — но в реальности вышло иначе, и это было ничуть не менее волнующе. Я увидела, как в толще твоей брони проступают напряженные, готовые к выстрелу турели — и стреляют прежде, чем выплывут, и взрываются — ты была возбуждена мной так, что не могла сдержаться.
О вечные звезды, как передать ощущения крепости, впервые с момента постройки ощутившей оргазм?
Мы ощупывали друг друга выстрелами, мы обжигали друг другу броню, мы рычали и стонали от боли и страсти, и ни одна из нас не могла пробиться к сердцу другой, хотя наши тела бились в унисон, а гравитация толкала нас друг к другу, и все ближе был момент непосредственного контакта. Я знала, что когда коснусь тебя, броня к броне, мы взорвемся и умрем от этого, но я готова была умереть. И двигаться к тебе, чтобы стать ближе, еще ближе, еще... и знать, что от прилива у тебя утолщается броня с этой, моей стороны, и что пробить ее орудием уже, вероятно, не удастся, но это ничего, я пробью ее собой... так же как ты пробьешь собой меня...
Зачем ты выслала корабли, этот свой никудышный железный гарем, надругаться над моими двигателями? Зачем они...
Неужели ты не хотела умереть в моих объятиях, о Изерлон?..
Название: Сюрприз
Автор: fandom L0GH 2013
Бета: fandom L0GH 2013
Размер: мини, 2070 слов
Пейринг/Персонажи: кайзер Каспар фон Гольденбаум/Флориан
Категория: слэш
Жанр: романс, PWP
Рейтинг: R
Краткое содержание: Кайзер влюблен в юношу из хора, а тот, разумеется, ценит благосклонность Его Величества, но голосом своим дорожит сильнее всего на свете.
Для голосования: #. fandom L0GH 2013 - работа "Сюрприз"
Каспар отошел от зеркала с мрачной усмешкой. Да уж, красавцем не назовешь. В ранней юности кайзер еще мог сойти за миловидного. Придворный портретист запечатлел его именно таким – изящным, чувственным мальчиком с полуулыбкой на пухлых губах.
Но скоро придется позировать для нового портрета – сообразно возрасту и положению. Кайзер еще вполне молод, но уже вышел из юношеского возраста. Теперь предательская женственность не украсит, а обезобразит, и с портретов будет смотреть жалкий урод с капризным ртом и чрезмерно острым подбородком. Даже блеск его положения не ослепит.
Хорошо, что пока есть те, кто помнят его прежним, – в их глазах осталась тень его прежнего.
– Дитрих, всё готово? – спросил император.
– Да, ваше величество, – лакей поклонился.
– Тогда дождись прихода моего гостя – и можешь оставить нас одних.
Дитрих, снова поклонившись, уходит.
***
На столике две прозрачно-тонкие чашки и маленький чайник. Больше ничего – ни молочника, ни сахарницы, ни выпечки. Разумеется, никакого алкоголя. Между чашками – корзина с фруктами, убранная цветами и выложенная душистыми листьями. Продуманное выверенное угощение, маленький сюрприз, для стороннего наблюдателя весьма скромный, если не приглядываться и не пытаться приподнять тяжелую безделушку. Тогда станет ясно, что изящную вещицу изготовил не корзинщик, а ювелир.
Когда-то простой вопрос – чем угостить гостя – стал настоящей головоломкой. Юный хорист талантлив и дорожит своим голосом. Да и сам Каспар не простил бы себе, если бы испортил ему выступление неподходящим меню. Ничего холодного, ничего сыпучего, ничего кислого. Шоколад – под категорическим запретом, печенье тем более. О яблоках, апельсинах или киви даже речи нет. Но правильный ответ нашелся, хотя и выглядит экстравагантным: теплый чай без сахара и спелые фрукты, совсем немного, всего пять. Для Флориана – нектарины, сочные и достаточно сладкие. Для кайзера Каспара – обычные персики, с легкой кислинкой, но зато пушистые, от них легонько покалывает кончики пальцев и, наверное, щипало бы губы, если бы правила этикета не предписывали чистить плоды.
– Ваше величество, господин Флориан явился по вашему приглашению и нижайше просит вас его принять, – негромко сообщает Дитрих.
– Скажи ему, пусть войдет, – Каспар не поворачивает головы.
– Добрый день, ваше величество, позвольте выразить мою признательность за оказанную честь. – Император знает, что мальчик стоит на коленях, склонив голову, и ожидает ответа.
– Добрый день, мой юный друг, – мягкое обращение, в зависимости от тона ничего не значащее или обозначающее всё. – Входите, я рад вас видеть.
– Благодарю вас, ваше величество.
В комнату проходит грациозный юноша, высокий, тонкокостный и почти по-военному прямой – сценическая выучка не мягче армейской, а в чем-то и строже. Он одет в темные скромные панталоны и белую шелковую рубашку с высоким глухим воротом. Юный гость встает напротив кайзера, дожидаясь позволения, почти равного приказу.
– Присядьте, угощайтесь, – мягко улыбается Каспар.
Еще раз выговорив дежурную благодарность, Флориан садится в кресло.
Чай уже разлит по чашкам, но гость кайзера сидит, неподвижно сложив перед собой узкие ладони и ждет. Поощряя его, Каспар подносит к губам чашку теплого черного чая.
Мальчик тоже отпивает глоток, а затем, отставив хрупкую чашку, берет с блюда один персик.
Осторожно разломив плод на две половинки, он медленно начинает разрезать ту, в которой нет косточки.
– Как у вас дела в хоре? Что нового? – спрашивает Каспар с легким интересом. Не то чтобы репетиции и спевки так сильно его занимали. Он наслаждается музыкой, но исключительно как любитель, сложная терминология ему непонятна, а большинство музыкальных шуток – пустой звук. Просто очень приятно слушать голос собеседника – нежный, негромкий и звучный, хотя и странно низкий для юноши такого возраста, да еще и прошедшего операцию. Может быть, это только кажется, потому что Флориан еще слишком юн и разница между видимым и слышимым пока не бросается в глаза.
Приятнее же всего – звонкий мальчишеский смех, когда с увлекшегося Флориана слетает скованность и он начинает говорить быстро и живо.
– И вот мы все начали смеяться, – говорит он, – а господин Глюк, наш хормейстер, посмотрел на нас так грустно-грустно и говорит: «Вот как смеяться – так вы в унисон, а спеть не можете».
Каспар сдержанно улыбается, слушая такие рассказы. Иногда он смеется вместе с Флорианом – в унисон. Как сейчас.
– Вы красиво смеетесь, ваше величество, – несмело говорит Флориан, и его щеки заливает краска.
– Вот как? – кайзер поднимает одну бровь. – Благодарю за комплимент.
Мальчик опускает глаза долу, еще пуще краснея.
– Моя матушка говорила, если человек хорошо смеется, он не может быть дурным, – продолжает он и замолкает. Конечно же, он боится, что сказал что-то не то.
– Прошу прощения, за мою дерзость, – тихо говорит юноша. – Я не должен был …
– Ничего страшного, – ободряет Каспар. – Вы не сказали ровным счетом ничего предосудительного.
Мальчик облегченно улыбается, но уже не решается продолжить разговор и, борясь со смущением, принимается за персик, очень мягкий и слишком сочный. Несколько капель сока остаются над верхней губой, поэтому кажется – но, конечно, только кажется, – что у него растут усики.
Теперь, когда мальчик умолк, им можно любоваться. У Флориана длинные светлые волосы, кажущиеся пышными, но без нелепых кудряшек, от которых молодые люди становятся похожи не на девушек даже, а на кукол.
Хотелось бы прикоснуться к этим волосам, чтобы проверить, какие они – мягкие и легкие или густые, лежащие шапкой. Но пока рано – не стоит его пугать.
Пока нужно говорить, слушать и смотреть. На узкие тонкие плечи, на бледные упрямые губы, за которыми изредка видна полоска белых зубов, на тонкие длинные кисти.
Сложись всё по-иному – мальчик мог бы стать музыкантом, пианистом или скрипачом. Он был бы сейчас обычным здоровым молодым человеком. Император бы даже не заметил его, а если бы заметил – едва ли оказался мальчику нужен. При дворе предостаточно стареющих дам, готовых оказать покровительство молодому таланту.
Когда беседа замирает, корзина пустеет быстро, благо фруктов немного. Каспар машинально съел один нектарин, и теперь в корзинке сиротливо лежит одинокий персик в пуху.
Флориан протягивает руку за персиком, кайзер тоже. Их пальцы сталкиваются. Флориан медлит, не убирая руку, император осторожно стискивает его ладонь и не сразу ощущает ответное пожатие.
Приятный сюрприз… Неужели сегодня?..
Каспар осторожно гладит нежные пальцы и мягкую ладонь, поднимается чуть выше, к запястью, скрытому манжетой, сквозь шелк проводит по предплечью, чувствуя, как прохладная ткань согревается под пальцами.
Или это просто горит кожа?
Флориан переводит дыхание и отнимает руку, торопливо расстегивая высокий ворот.
– Простите, ваше величество, – он снова покраснел, и глаза блестят из-под ресниц. – Здесь душно.
– Пройдемте в другую комнату, – предлагает Каспар. – Там будет прохладнее.
– Как прикажете, ваше величество. – Флориан покорно берет императора за руку.
Не такого ответа хотел Каспар, но пока он его принимает.
Они проходят в дверь, заслоненную тяжелой портьерой. За ней – другая комната, гораздо меньше гостиной, с плотно задернутым окном, погруженная в полумрак. Обстановки немного – пушистый ковер с подушками и широкая кровать, накрытая темно-бордовым покрывалом, а рядом с ней – шкафчик красного дерева. Стены комнаты обтянуты тканью того же оттенка, что ковер и кровать. Даже на вид обивка кажется тяжелой и дорогой.
Флориан испуганно смотрит на это великолепие, переводит взгляд на ложе, затем – на его величество.
– Я не собираюсь ни к чему вас принуждать, – успокаивает Каспар. – Если вы хотите, мы вернемся и больше никогда не вспомним об этой комнате.
– Я не боюсь, – голос юноши становится хриплым. – Я сделаю все, что вы прикажете, ваше величество.
– Я не прикажу вам ничего, – говорит Каспар, и его голос понижается до шепота. – Я только попрошу, и вы сможете отказаться исполнить мою просьбу. В любой момент.
И наконец он решается и нежно проводит ладонью по светлым волосам.
Они, оказывается, густые и почти жесткие, но не настолько, чтобы их было неприятно касаться. Каспар ведет пальцем от виска по скуле, спускаясь к линии подбородка, затем мягко кладет руки на плечи.
– Подойдите ближе, – просит Каспар.
Флориан, до того стоявший столбом, делает шажок вперед и оказывается крепко прижат к груди императора. Подняв одну руку, он тоже гладит Каспара по лицу, неловко отзеркаливая жест.
Каспар благодарно улыбается. Флориан отвечает на улыбку и приподнимается на цыпочки.
Каспар наклоняет голову, отпуская Флориана, чтобы немедленно обхватить ладонью его затылок и привлечь для поцелуя.
Мальчик старательно отвечает, опустив веки. Каспар и сам бы закрыл глаза, но боится – вдруг этот мальчик куда-нибудь исчезнет.
Он слишком долго терпеливо ждал – просто приглашал, разговаривал и смотрел, ничего не прося, не требуя и не предлагая. Если сегодня из-за необдуманного шага он лишится всего…
Но Флориан становится смелее, закидывает руки на шею кайзеру и притягивает его к себе.
Тот тихо, счастливо смеется, крепче обнимая юношу, и делает несколько осторожных шагов к роскошному ложу.
Хорошо было бы подхватить его на руки и донести до кровати, но это пока слишком смело. Пусть мальчик привыкнет, а в следующий раз...
Но следующий раз будет только если сейчас всё пройдет хорошо – пусть Каспар император, он не прикажет с ним спать и никогда не возьмет силой.
Осторожно поглаживая, шепча успокаивающие глупости, Каспар расстегивает маленькие пуговки на рубашке Флориана и освобождает от ткани его плечи, затем бегло проводит ладонями по груди, гладкой и немного мягкой.
– А мне можно?.. – снова краснея, Флориан касается его сюртука.
– Можно, можно, конечно, – Каспар снова тихо смеется.
Это не быстро и не легко – освободиться от придворной одежды со множеством крючков и застежек. Но тем лучше. Спешить некуда, и лучше, если есть повод быть неторопливым и осторожным.
Флориан закрывает глаза и пытается отстраниться, свернувшись калачиком, не понимая, что так он не скрывает себя, а только кажется еще желаннее.
– Не бойся, – шепчет Каспар, целуя подставленный загривок, и шепчет на ухо:
– Сейчас будет чуточку неприятно, но потом обязательно будет хорошо.
– Да, ваше величество, – тихо отзывается Флориан.
В шкафчике красного дерева – фарфоровая баночка со смазкой. Каспар набирает полную ладонь и, еще раз поцеловав Флориана в шею сзади, приступает к приготовлениям, медленно растягивая юношу. Несмотря на прохладу, которую всегда поддерживают в комнате, ему уже жарко, и пальцам, мягко сжатым, почти горячо. Мальчик тяжело дышит и глухо стонет.
– Нравится? – негромко спрашивает Каспар.
– Кажется, да…
Каспар улыбается в белокурый затылок. Ничего, сейчас Флориану будет не казаться.
– Повернись ко мне, – зовет Каспар, отнимая руку.
Флориан поворачивается, снова его обнимая.
Каспар целует лицо юноши, касается губами нежного, безупречно гладкого горла, слегка прикусывает кожу, помогая сосредоточиться на приятных ощущениях. Выждав момент, он медленно входит.
Как он ни был сдержан, Флориан всё-таки слабо вскрикивает, закусив губу. Каспар замирает, снова успокаивая шепотом и поцелуями, собирает губами выступившие слезинки.
Флориан оттаивает, снова слабо улыбаясь, и кладет руки на спину Каспару, проводя по лопаткам пальцами.
– Тебе нравится? – спрашивает Каспар.
– Всё в порядке, ваше величество… – прерывающимся голосом отвечает Флориан. – Всё хорошо, – и, насколько позволяет тяжесть тела партнера, поднимается навстречу.
Для Каспара это сигнал – можно. Он начинает осторожные движения к удовольствию – обязательно обоюдному, он знает, что и как нужно делать, чтобы сдержать себя и помочь Флориану.
Юноша, который до того лишь жадно, хрипло дышал, вдруг приглушенно вскрикивает и расслабленно падает на покрывало. Каспар наконец-то отпускает себя и торопливо откатывается в сторону, благо широкая кровать позволяет не прижимать мальчика своим весом.
Отдышавшись, он мягко обнимает мальчика и тихо спрашивает:
– Ну как?
– Х-хорошо, – голос Флориана как будто дрожит, и с Каспара сразу же слетает истома.
Приподнявшись на локте, он встревоженно всматривается в лицо юноши – страдальческое и испуганное.
– Тебе было больно, да? Я тебя обидел? – вполголоса спрашивает он.
– Нет, ваше величество, – Флориан мотает головой. – Всё в порядке.
– Не всё. Что случилось? – настаивает Каспар. – Я не собираюсь на тебя сердиться, если ты просто расскажешь правду.
– Я боюсь… – медленно, с трудом отвечает мальчик. – То есть не вас… Нас учитель предупреждал…
– Так, подожди, – в голове еще не совсем ясно, да и говорит юноша невразумительно, так что Каспар мало что может понять. – Скажи ясно, чего ты боишься?
– У меня естество проснулось, – выдыхает Флориан, протягивая руку. На ней видны несколько белых капель.
– Нас господин Глюк предупреждал, – продолжает Флориан, – если нарушать режим, может проснуться естество. Это значит, голос начнет портиться.
Каспару снова хочется засмеяться, но он сдерживает себя.
– Глупый, – шепчет он, поглаживая Флориана по волосам, – это ровным счетом ничего не значит. А если бы и значило – ты настоящий талант, и тебе всегда найдется место в труппе императорского театра.
– Я не такой уж и талант, ваше величество, – глухо отвечает Флориан. – И, – он снова краснеет, – я не ради протекции с вами.
– Серьезно? – спрашивает Каспар и, взяв юношу за подбородок, поворачивает к себе.
– Серьезно, – отвечает Флориан, не отводя взгляда.
– Тогда, когда мы снова будем наедине, зови меня просто Каспаром.
– Ганс, – вдруг выдыхает юноша.
– Что-что? – переспрашивает Каспар.
– Флориан – это псевдоним. Я на самом деле Ганс. Для сцены это слишком простое имя.
– Я понимаю… Ганс, – согласно кивает Каспар и обнимает юношу. Тот прижимается головой к его плечу, но вдруг резко высвобождается из объятий.
– Я должен спешить! – выдыхает он, хватая то один, то другой предмет одежды. – У меня же репетиция.
– Не торопись, – смеется Каспар, удерживая его на месте.
На прощание Каспар целует Флориана – то есть, конечно, Ганса – и негромко говорит:
– До свидания.
И в этих словах — не только прощание, но и обещание.
Герои историй, которые вы только что прочитали
Осторожно, спойлеры!
Осторожно, спойлеры!
Галактическая Империя
Каспар фон Гольденбаум
Пятый император династии Гольденбаумов. Любитель музыки, в особенности хора юных кастратов. Гомосексуалист, любовник певца-кастрата Флориана. Отрекшись от трона, бежал с ним.
Пятый император династии Гольденбаумов. Любитель музыки, в особенности хора юных кастратов. Гомосексуалист, любовник певца-кастрата Флориана. Отрекшись от трона, бежал с ним.
Флориан
Юноша из хора кастратов. Любовник кайзера Каспара. Больше о нем ничего не известно.
Юноша из хора кастратов. Любовник кайзера Каспара. Больше о нем ничего не известно.
крепость Гайерсбург
Космическая крепость в системе Фрейи. 45 км. в диаметре, вторая по силе после крепости Изерлон. Орудие главного калибра - лучевая пушка "Коготь грифа". По приказу Ранйхарда фон Лоэнграмма в 798 UC / 489 RC была оборудована межзвёздными двигателями и перемещена в Изерлонский коридор для ведения боевых действий против крепости Изерлон. Уничтожена в Восьмой битве за Изерлон.
Космическая крепость в системе Фрейи. 45 км. в диаметре, вторая по силе после крепости Изерлон. Орудие главного калибра - лучевая пушка "Коготь грифа". По приказу Ранйхарда фон Лоэнграмма в 798 UC / 489 RC была оборудована межзвёздными двигателями и перемещена в Изерлонский коридор для ведения боевых действий против крепости Изерлон. Уничтожена в Восьмой битве за Изерлон.
Союз Свободных Планет
крепость Изерлон
Была построена в Изерлонском коридоре для предотвращения переноса боевых действий на территорию Рейха. В 796 UC / 487 RK захвачена 13 флотом Союза Свободных Планет под командованием Яна Вэньли. Впоследствии была оставлена армией Союза и снова захвачена Независимой армией Эль-Фасиля под комнадованием Яна Вэньли. После чего оставалась последним оплотом республики в Галактике
Была построена в Изерлонском коридоре для предотвращения переноса боевых действий на территорию Рейха. В 796 UC / 487 RK захвачена 13 флотом Союза Свободных Планет под командованием Яна Вэньли. Впоследствии была оставлена армией Союза и снова захвачена Независимой армией Эль-Фасиля под комнадованием Яна Вэньли. После чего оставалась последним оплотом республики в Галактике
.
Часть 1 | Часть 2