Сучность, воспитанная книгами
04.08.2013 в 13:09
Пишет fandom L0GH 2013:fandom L0GH 2013. Уровень 2 - мини + список
Для тех, кто смотрит, не зная канона ("как оридж"), в конце имеется краткое описание: кто все эти люди и чем они занимаются.
Название: Домой
Автор: fandom L0GH 2013
Бета: fandom L0GH 2013
Размер: мини, ~3 200 слов
Пейринг/Персонажи: Иван Конев, разные ОМП
Категория: джен
Жанр: АУ
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: содержит спойлерИ все-таки Иван выжил
Примечание: Написано по заявке содержит спойлер"Иван Конев не убит, а попал в плен. АУ".
Для голосования: #. fandom L0GH 2013 - работа "Домой"
Смерти он не боялся. Плена он не боялся тоже: не бывает плена для пилотов. Какой там плен. Машинка маленькая, хрупкая, не успел увернуться – конец. Вспышка, яростное пламя, взрыв… перед смертью, наверное, больно, но это недолго.
Это не бывает долго. Сколько раз уже он видел – и еще больше слышал. Когда на полуслове прерывается в эфире голос друга, и ни матерного возгласа, ни даже изумленного вскрика. Просто: «Третий, как дела?» – «Всё нормá...» – и тишина. И знаешь, что это значит, и все равно кричишь: «Третий, третий, что со связью, третий, ответь!» – и теребишь тумблер на приборной доске, щелкаешь, дергаешь, и еще, и еще… и не веришь, что помехи в эфире остались, а голоса больше нет.
И не будет.
В ангаре снимаешь шлем, достаешь из кармана флягу, свинчиваешь колпачок – и большим глотком, чтобы горло обожгло. Этот карман на бедре предусмотрен для мини-аптечки, но ни один пилот не носит в нем ни йода, ни пластыря. Смысл? Собьют, так насмерть. Зато фляга под размер кармана есть у каждого. Даже у непьющих.
Вот Митчелл, например, не пьет – аллергик, а флягу с собой все равно носит. У него там холодный чай с колой. Потому что когда замолчал голос в эфире… хотя бы чем, а залить. Он и заливает своей смесью.
Но кто может – тому лучше виски ничего нет.
Когда он не сумел увернуться, больше всего его удивило, что он не умер. Ничего не загорелось и ничего не взорвалось, только управление отказало и двигатель вырубился.
Потом он понял, что связь вырубилась тоже.
И, значит, у однополчан в наушниках его голос пропал на полуслове, как это случается всегда.
Приборная доска погасла, и погасли многочисленные табло и указатели на обзорном экране перед лицом и над головой.
Хуже всего, что вместе с экраном погасли и звезды.
Он забыл – хотя и знал об этом всегда – что из кабины на самом деле не видно космоса. Потолок над головой непрозрачный. Ты летишь среди звезд, видя, как стремительно проносятся мимо твои товарищи и как улепетывают от тебя твои враги – или гонятся за тобой, это уж как повезет, – и как вспухают огнем и разламываются те, в кого попали, и как упорно и неодолимо ползут железные громадины больших боевых кораблей, которым твои жалкие пушки как слону дробина. Кажется, протяни руку – и коснешься брони. Разумеется, нет идиотов трогать чужой борт, на такой скорости-то, но можно рассмотреть его во всех подробностях, проносясь рядом. Другое дело, что рассматривать особо некогда, за другим надо следить в оба. Враг зевать не дает, и крейсера с их мощными пушками – плюнет в твою сторону и все, каюк, – и «валькирии» вьются, наскакивают, крутят стволами туда-сюда. Пляшешь, увиливаешь, огрызаешься, догоняешь, удираешь – живешь! И вокруг необъятный звездный мир, и Млечный Путь горит неугасимо.
…И всё это – электроника, и стоило ей отказать…
Кабина маленькая, темная и тесная. Только аварийная лампочка мигает красным, и в черноте потухшего экрана отражается летный шлем с опущенным забралом, и в закрывающем лицо темном пластике – отражение отражения, а у того – еще отражение… бесконечный ряд уменьшающихся пилотских голов, и ни у одной нет лица.
Пластиковая мумия с маской на лице, а вокруг маленький молчаливый железный гроб.
Запас кислорода есть, но его хватит всего на несколько часов. Истребители не летают подолгу. Промчались, постреляли, вернулись на борт несущего корабля. Расчетное время пребывания в полете – не более часа. Запас кислорода – на всякий случай – двенадцатикратный.
Значит, через полсуток клиент в железном гробу перестанет шебуршать и будет вести себя как положено солидному покойнику.
Не хотелось думать, что клиент – это он сам, но мозгу не прикажешь.
Связи нет, смотреть на него некому. И слушать его некому.
– Влип ты, Ваня, – сказал он вслух.
Собственный голос в наушниках казался чужим, хотя и знакомым.
– Хорошо, – сказал он. – Буду разговаривать сам с собой, раз больше не с кем.
У него полсуток жизни. Можно, конечно, сойти с ума, но не хочется. И делать нечего…
Вспомнил. Кроссворд.
Минут десять ушло на добывание драгоценной брошюры из кармана, плотно прижатого страховочным ремнем. Еще минута понадобилась на то, чтобы убедиться: при свете аварийной лампочки прочитать что-либо в легенде кроссворда попросту невозможно.
Можно попробовать писать. Даже если строки будут наезжать друг на друга, все же потом, наверное, удастся разобрать написанное.
Через миллион лет меня выловят из космоса, как в древние времена вылавливали бутылки из океана. Захотят узнать, кто я такой был и почему помер. Нужно думать о людях. Например, о далеких потомках. Тех, которые через миллион лет.
Оставить им пояснение. Чтобы не гадали зря.
Поперек кроссворда, практически вслепую, не видя следа, оставляемого ручкой: «Иван Конев, майор, 13 космофлот Союза свободных планет, пятая эскадрилья малого истребительного флота, борт приписки «Гиперион». Вражеским выстрелом повреждена электроника, система жизнеобеспечения неисправна. Запас кислорода…» – взглянул на индикатор, ах да, он не работает тоже, – «запас кислорода не более чем на десять часов. 29 апреля 799 года». Подумал и добавил: «Космической эры». Мало ли, может, через миллион лет будет другой отсчет.
Можно еще написать завещание. Но бессмысленно. Кому будут вручать наследство – эти, из далекого будущего? Детей у него нет. Братьев и сестер тоже. Есть двоюродный, правда, – но он феззанец, на что ему наследство из Союза… А впрочем… Отступил пониже от того места, где предположительно была последняя написанная им строка, добавил: «Все мое имущество завещаю двоюродному брату Борису или его прямым потомкам, буде такие найдутся. Кроме шлема и перчаток: их я завещаю моему лучшему другу Оливеру Поплану».
Больше делать было абсолютно нечего.
Разве что петь национальный гимн.
Ну, необязательно гимн, можно и еще что-нибудь…
Но так расход кислорода увеличится, и запасы иссякнут раньше. Что лучше – помереть быстрее, но с музыкой, или протянуть подольше в глухой тишине? Решил, что с песнями всяко веселее.
Пел что поглупее и пободрее, орал во весь голос, а по щекам текли слезы. Без всхлипов, без ничего. Просто лились и все. Он бы не заметил, если бы они в рот не затекали.
Примерно через час он осип и замолчал.
Еще через полчаса погасла аварийная лампа.
…Лучше бы я сгорел…
…В легкие хлынул воздух. Восхитительный, свежий, вкусный. Он втягивал воздух медленно, смакуя, наслаждаясь. В жизни так хорошо не дышалось.
В жизни?
Открыл глаза. Свет, и холодно. Он лежал на спине, над головой – серый стальной потолок, и лампы непривычного вида. Вот почему он очнулся – с него сняли шлем, а тут есть чем дышать. Интересно, где – тут?
В поле зрения появилась незнакомая усатая физиономия. Покивала, ухнула:
– Гут, гут, – и исчезла куда-то вбок.
Попробовал пошевелить рукой. Получилось.
Летный комбинезон с него тоже сняли, а взамен ничего не надели. Зато, оказывается, простыней накрыли, ну и на том спасибо, что не с головой… Ах да, я же живой, с головой накрывать – плохая примета. Правда, оказалось, что он пристегнут к койке ремнями. Спасибо, что поверх простыни.
Кстати, что-то тут на ней такое...
Повернул голову, присмотрелся. Казенный штамп, черный, слегка расплывшийся. Круглый.
С имперским орлом.
А в воздухе воняло какой-то медицинской дрянью, и был он вовсе не так свеж, как показалось поначалу.
Вспомнилось слово «карболка». Никогда в жизни не нюхал эту самую карболку, зато в кроссвордах она иногда попадалась. Интересно, это она пахнет – или она безнадежно устарела даже в Рейхе? Спросить, что ли…
Представил: вот появится тот филин со своим «гут», спрошу его про карболку.
Но появился не филин. Появился дюжий солдат в черном мундире, выдернул капельницу из вены и покатил Ивана по коридору.
Завез в крошечную каморку с одной-единственной койкой, сгрузил на нее пациента, сунул ему в руки серую пижаму – казенную, с такими же орлами, как и простыня, – подождал, пока он натянет трясущимися от слабости руками штаны и куртку, нацепил на него наручники, видать – на всякий случай, и ушел.
Хлопнула железная дверь, гулко щелкнул замок.
Ну, по крайней мере, я все еще жив.
Вопрос, хорошо ли это.
Пока продолжалось сражение, имперцам явно было не до Ивана. Зашел один раз офицер с длинным скучным лицом армейского бюрократа, уточнил, как пишется фамилия «Конев» – через «ff» или через «v». Долго заполнял какие-то бланки, изредка задавая вопросы. Большей частью Иван отвечал: «Не могу знать», но изредка высказывался и по существу, например, не стал отпираться, что его фамилия пишется через «фау», что он пилот-спартанец и что он в чине майора. Офицер и так все это знал. Видимо, кривые строки поперек кроссворда оказались достаточно разборчивы.
Во всяком случае, вопросы про брата Бориса и друга Оливера ему задали.
Все ответы, независимо от содержания, были занесены в протокол; протокол был предъявлен Ивану; и даже «с моих слов записано верно» вставлено.
Бюрократия везде одинакова, что по одну сторону, что по другую.
Одна от нее была польза: наручники сняли.
Один раз пришел фельдшер, тот самый, усатый, с кругами под глазами и с неточными движениями смертельно усталого человека, пощупал пульс, оттянул веко, заглянул в горло.
Буркнул что-то невнятное солдату, стоявшему у дверей во время этого краткого визита, и удалился.
Только когда за ним захлопнулась дверь, Конев вспомнил, что хотел спросить про карболку.
А больше не происходило ничего. Только обед приносили – видимо, с общей кухни.
Потом настал день, когда дверь распахнулась и снова появился длиннолицый офицер. Сел, разложил на коленях папку с бумагами.
– Ну что же, вам повезло, герр Конев, – сказал он. – Война кончилась.
Иван молчал, ожидая продолжения.
– К сожалению, отпустить вас просто так мы не можем. Нужно распоряжение сверху. Не думаю, что оно поступит скоро: вы единственный военнопленный на нашем транспорте. Если бы вас было хотя бы пятеро… а так – ждите. Договор о капитуляции вашей страны подписан, армию распускают, скорее всего, вам будет позволено идти на все четыре стороны. Когда мы придем на Урваши, надеюсь, ваша судьба уже будет решена.
– На Урваши? – переспросил Иван.
– Да, там наш порт приписки.
– Понятно… – протянул Иван.
– Можете выходить из каюты, но я бы вам не советовал. Рядовые до сих пор не понимают, зачем мы вообще вас подобрали.
– В самом деле, зачем… – пробормотал Иван себе под нос, но офицер услышал.
– Я настоял, – сказал он.
– Хотя в этом не было смысла?
– Почему же, – сказал офицер. – Смысл был. За захват пленных полагается премия. – Помолчал, уточнил: – Полагалась. Теперь не дадут.
– Еще не поздно меня убить, – сказал Иван.
Офицер собрал в папочку свои бумаги, встал.
– Поздно, – сказал он равнодушно. – Я заполнил на вас бумаги и послал запрос насчет вас командиру подразделения.
Вышел.
…Я даже не дал себе труда запомнить его фамилию. А ведь этот человек спас мне жизнь…
Его действительно высадили на Урваши – в городе за пределами военной базы – и сказали, что он свободен. Выдали на первое время форму без погон, не солдатскую, – кажется, в такой ходили техники. Выписали временное удостоверение личности. Капитан Лиффенхольц – Иван все-таки узнал его имя – добавил к этому бумажку в пятьдесят рейхсмарок. У Конева возникло подозрение, что это были собственные рейхсмарки капитана, но он взял. Не мог не взять.
Нужно было искать заработок, чтобы выбраться отсюда, с этой планеты, черной от имперских мундиров.
Что же, мыть посуду в ресторанчике «У дядюшки Макса» его взяли без вопросов.
Нужно было заработать на проезд до Хайнессена. Теперь, когда Союз капитулировал, с Урваши можно было долететь до бывшей столицы республики обычным пассажирским рейсом. Как до вторжения имперцев на территорию Союза. Тогда Урваши была торговой планетой, перевалочным центром, местом, куда свозили товар феззанские контрабандисты, – но теперь они сюда не особо совались. И уж точно не совались с контрабандой.
Иван решил не искать феззанцев, – это требовало некоторых усилий, – а просто заработать денег и купить билет.
К сожалению, сумма требовалась немалая.
Он мыл посуду в ресторане, он подрабатывал грузчиком в космопорту и попытался устроиться пилотом, но у него не было подтверждающих квалификацию документов, и имперские чиновники хмурили брови, разглядывая его паспорт и слыша его акцент. Хоть война и кончилась, а доверия к бывшему противнику не было никакого.
Платили немного, и приходилось снимать комнату – а она стоила добрую половину зарплаты, хоть он и нашел самую дешевую, на окраине, в старом доме, в котором текли трубы, отчаянно скрипели полы, а в щели окон можно было просунуть палец. Ничего страшного, – думал Конев, – сейчас лето, а до осени я тут досиживать не собираюсь.
К середине июля он накопил достаточно. На перелет до Хайнессена в третьем классе наконец хватило. Если покупать билет заранее.
Вылететь должны были двадцать восьмого.
Двадцать пятого июля до Урваши добрались обрывки хайнессенских новостей. Не очень было понятно, что именно произошло, но что на бывшей столичной планете Союза большие беспорядки и что Ян Вэньли увел с Хайнессена целый флот мятежников – об этом стало известно.
Для Ивана это означало три вещи.
Во-первых, отменили рейс его космолета. И во-вторых – на Хайнессен лететь стало незачем.
Но самым неприятным могло стать третье. У империи появился повод вспомнить, кто такой Иван Конев – а главное, в каком именно флоте он воевал до того, как попал в плен.
Нужно было смываться, да побыстрее, пока не хватились, и желательно – тихо.
Компания пассажирских перевозок готова была вернуть деньги за билет. Что же, Иван поехал в космопорт и поглядел издали на кассу возврата, возле которой стояла очередь. К сожалению, вдоль очереди прогуливались несколько полицейских, вглядываясь в лица пассажиров.
Может быть, они и не Конева искали, но проверять он не стал.
Возвращаться в свое временное жилье он не стал тоже.
Оставался единственный путь.
Бар «Звездный ветер» на окраине космопорта был достаточно беден и обшарпан, чтобы имперские офицеры его презирали. Конечно, сюда захаживают патрули, но не будут же они все время торчать в темном грязноватом зале. Тем более что и меню не отличалось разнообразием.
Пиво, кстати, оказалось вкусным.
После второй кружки Иван как бы невзначай показал бармену купюру в двадцать марок.
– Что надо? – спросил тот неприязненно, однако ловко прибрал бумажку, будто ее и не было.
– Вон те парни в углу, – сказал Иван. – Скажи-ка, друг, они не с Феззана ли? Мне нужно поговорить с кем-нибудь из капитанов, только чтобы не побежали сразу с докладом.
– Лучше не к тем, – ответил бармен. – Подойди-ка вон к тому мужику, видишь, пьет один? Скажи, Гарри посоветовал потолковать именно с ним. Гарри – это я.
– Спасибо, – сказал Иван. – Налей-ка мне еще. Для того мужика. Чтобы смазать горло перед разговором.
Бармен кивнул и подставил под кран большую стеклянную кружку.
– Гарри посоветовал поговорить с тобой, – начал Иван.
– Ммм? – спросил феззанец.
Был он здоровенный, плечистый, с резкими скулами и большим носом. На Ивана с подозрением уставились пронзительные черные глазки. Может, и не очень маленькие, но под этими густыми бровями и рядом с этим массивным носом они казались совсем небольшими.
– Видишь ли, – сказал Иван, – мне нужно отсюда улететь, да побыстрее.
– При чем тут я? – спросил феззанец.
И голос у него был подстать облику. Густой, низкий, с хрипотцой.
– Я правильно понимаю, что ты капитан корабля?
– Владелец, – проворчал феззанец.
– Еще лучше, – сказал Иван. – Мне очень хотелось бы улететь на твоем корабле.
– Куда? – спросил феззанец и наконец придвинул к себе кружку с пивом. Ту, которую поставил перед ним Конев.
Иван понадеялся, что это можно считать добрым знаком. Ну, была не была…
– Куда-нибудь подальше от имперской армии, – сказал он.
Феззанец смерил его внимательным взглядом.
– Мне не нужны проблемы.
– Если мы быстро отсюда свалим, проблем и не будет.
– То есть тебя еще не ищут, но могут начать искать.
– Именно.
– Двадцать тысяч.
Иван вздохнул.
– Вот с этим как раз сложности, – сказал он.
– Нет денег – нет рейса, – пожал плечами феззанец.
– Не то чтобы их совсем нет, – сказал Иван. – Мои деньги в «Транскосмо-Урваши». Она возвращает деньги за билеты, но…
– Покажи билет.
Иван достал из-за пазухи удостоверение личности с вложенным в него билетом. Феззанец бросил взгляд на синюю обложку документа, пересеченную черной полосой.
– Понятно, – сказал он. – Давай сюда. Что тут у нас… третий класс? Это всего пятнадцать тысяч.
– Больше у меня нет.
– Ясно. Подожди чуток.
Он взял удостоверение вместе с билетом и полез в карман.
На столе появился портативный комм известной феззанской марки. «АNC-2050». «Неплохо», – подумал Иван. До сих пор ему приходилось видеть только двухтысячную модель, и она была чертовски хороша.
Толстые пальцы феззанца пробежали по клавишам.
– Алло, – отозвался из комма женский голос. – Это ты, Энди? Хочешь пригласить девушку в кино?
– Привет, Минни, – сказал феззанец. – У меня к тебе дельце на пятнадцать косых.
– Лучше бы в кино, – вздохнул женский голос. – Что за дело?
– Я нанял тут…
– Пилота, – быстро подсказал Иван.
Феззанец поднял брови, но подсказку принял.
–…второго пилота, но он не успевает сдать билет на ваш рейс… так, рейс номер триста восемьдесят шесть, третий класс, место двести восемнадцать, Конев Иван… да, К-о-н-е-в, правильно. Сейчас я пришлю тебе билет факсом, а ты скинь деньги мне на карту. Да, Второй Феззанский, пиши номер…
Через десять минут феззанец выключил комм и повернулся к Ивану.
– Ну, идем, второй пилот, – сказал он. – Кстати, ты действительно пилот?
– Действительно, – сказал Иван. – Честное слово.
– Ты должен мне пять тысяч, – сказал феззанец. – Работать в рейсе будешь за еду.
– Есть, сэр, – ответил Иван.
– Энди, – проворчал феззанец. – Энди Блеквуд. Кстати, Конев… знавал я одного Конева.
Иван кивнул.
– Если Бориса – так это мой брат. Двоюродный.
– Что ж ты раньше не сказал, – хмыкнул Энди. – Быстрее бы договорились.
Когда они уже вышли из бара и шагали к летному полю, к тому участку, где парковались мелкие частники, Энди заметил:
– Ты даже не спросил, куда я лечу.
– Мне все равно, – ответил Иван. – Пока что.
– Ладно, – сказал Энди. – Там разберемся.
Так и вышло, что Иван Конев нанялся вторым пилотом на феззанскую купеческую посудину. Называлась она «Краснопёрка», и даже плавнички были нарисованы на борту. Правда, первый пилот, Эйно Вайнелен, уверял, что рыба тут ни при чем. «Просто мы частенько прем на красный свет», – сказал он. Иван засмеялся. «И нечего веселиться, – сказал Эйно. – Я правду говорю».
Действительно, когда они выходили за пределы атмосферы Урваши, в кабине раздался сигнал диспетчерской службы: их призывали вернуться и пройти дополнительный таможенный досмотр.
– Раньше надо было думать, – буркнул Эйно и перещелкнул тумблер. – А теперь у меня радио неисправно. Извините, ребята, мы не слышим, что вы говорите.
И «Краснопёрка» исчезла в необозримых пространствах космоса, только дюзы мигнули.
Их носило по всей территории бывшего Союза. То везли консервы на какую-нибудь Кибелу-27, то компьютерные платы на Полисун-4.
– Если тебя где высадить, дай знать, – говорил Энди. – Как работник ты меня устраиваешь, но свой долг ты уже отработал, так что…
– Я хочу понять, куда мне лучше лететь, – отвечал Иван. – Меня интересует, где осядет 13-й флот.
В начале ноября стало ясно, что 13-й флот, вероятнее всего, осядет на Эль-Фасиле.
– Что же, – сказал Энди. – Попробуем-ка найти подходящий фрахт.
В двадцатых числах ноября на Джавате нашелся нужный груз. Местные шелковые ткани и сорок ящиков снарядов. Ткани – модному магазину в Эль-Фасиль-Сити, снаряды – для частного лица на другой стороне планеты.
Двенадцатого декабря «Красноперка» запросила разрешения на посадку в секторе для частных судов столичного космопорта Эль-Фасиля.
– Сходишь на берег? – спросил Энди.
– Да, – сказал Иван.
– Встретишь брата, передавай от меня привет, – сказал Энди.
– Обязательно, – ответил Иван.
– Ну, удачи, – сказал Энди.
– Удачи.
Пожал руку Энди, обнялся с Эйно, помахал на прощание матросам, Джону и Джанни.
Повернулся и зашагал по полю к космопорту.
Пассажирский зал большого космопорта – это очень много людей. За половину лета и осень Иван совсем отвык от таких мест.
Пробирался через бурлящую толпу, придерживая локтем сумку на плече. Сумка была нетяжелая – немного он успел нажить добра за минувшее время. Но кое-что все-таки нажил. Например, смену штанов и небольшой счет на карточке Второго Феззанского банка.
– Конев! – окликнул сзади невозможно знакомый голос.
Иван обернулся.
Поплан смотрел совсем в другую сторону и махал кому-то рукой. Иван проследил за его взглядом. Через толпу шел высокий блондин. Иван никогда его не видел.
– Конев, я здесь! – крикнул Поплан и помахал блондину.
Иван улыбнулся и зашагал к Поплану.
Название: Кайзер и взрослые
Автор: fandom L0GH 2013
Бета: fandom L0GH 2013
Размер: мини, 2338 слов
Персонажи: Эрвин-Йозеф II, Райнхард фон Лоэнграмм, Пауль фон Оберштайн, Антон Фернер
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: На церемонии коронации корона упала с его головы
Для голосования: #. fandom L0GH 2013 - работа "Кайзер и взрослые"
Стул в большом зале был высоким, неудобным и жестким. Чтобы сиделось помягче, гувернантка подкладывала принцу подушку, но так становилось еще хуже: Эрвин-Йозеф все время соскальзывал набок, и ноги мешались и торчали. Как будто он маленький, а ему уже целых пять лет. С досады он схватил с подноса стакан с соком и запустил им в гувернантку.
– Ваше величество, прошу вас… – Камергер подбирал осколки на полу. – Скоро ваша коронация, сюда придут все герцоги, канцлер, адмиралы. Будет неловко, если они увидят вас капризничающим.
– Я хочу гулять! И сидеть тут плохо! Не нужны мне адмиралы!
– Но Ваше величество, церемония…
– Не хочу церемонию! Не хочу! Не хочу!
– Ну что тут поделаешь, – вздохнула женщина, разглядывая залитое соком платье, – пойду, переоденусь и подержу мальчика на руках, хотя его давно надо приучать к дисциплине.
– Как вы смеете! – зашипел на нее камергер. – Это не мальчик! Это его Величество Император Эрвин-Йозеф Второй! И он может делать все, что ему угодно!
– Но коронацию-то он пропустить не может.
С этими словами она ушла, а камергер остался, прожигая взглядом неприметную дверь в тронном зале. «Нет, надо менять и эту дурную бабу!» – думал он: «Никакого почтения к титулам. Надо же, мальчика она на руках подержит. Дисциплина! Тьфу».
Тем временем Эрвин-Йозеф слез с трона и побежал к окну. Прижавшись носом к стеклу, он смотрел, как по лестнице поднимаются люди. Дядей что-то не видно, опять, наверное, поругались. Значит, и кузины не приедут. Элизабета – задавака и играть никогда не хочет, а Сабину можно упросить, но сейчас ее нет. Вот старый дяденька в плаще, у него голова белая и он все время сердитый. А этот, в камзоле, тоже старенький и худой, лицо у него узкое и противное, и голос противный, он часто сюда ходит. Ой, а это кто?
По лестнице шли двое, один – немножко позади, и от них так и веяло чем-то интересным. Они не злились, а о чём-то говорили. Вот тот, который шел сзади, поднял глаза, заметил Эрвина-Йозефа и… улыбнулся. И подмигнул. И даже немножко рукой помахал. А с ним можно будет поиграть? Второй тоже поднял глаза, усмехнулся. Но этот не такой добрый, и играть он не будет, точно, он сам на игрушку похож. Это, наверное, о нем все время служанки говорят.
– Пойдемте, Ваше Величество, пора, – гувернантка взяла его за руку.
Не то, чтобы он на нее сильно сердился, когда кинул стаканом. Эта была доброй и спокойной, но менялись гувернантки так часто, что Эрвин-Йозеф не успевал привыкнуть к ним, и, чего ему ждать от каждой – не знал. Будет ли она плакать или стерпит все капризы? Уступит или настоит на своем?
Он посмотрел в окно еще раз. Неужели эти взрослые придут сюда, к нему? Интересно! Поэтому он неожиданно спокойно пошел с гувернанткой к неудобному высокому стулу, позволил усадить себя на колени (а так сидеть было и в самом деле удобнее) и стал ждать, когда распахнутся двери зала.
Начало церемонии принесло с собой разочарование: тот, добрый, что махал рукой, так и не пришел. Зато второго Эрвину-Йозефу удалось рассмотреть получше. Он был молодой, сильный, стремительный и, наверное, красивый. Эрвин-Йозеф пока плохо понимал, что такое «красивый», но этот человек его заинтересовал. Он был гораздо ярче, чем другие, и привлекал общее внимание. Все люди в зале то и дело поворачивались к нему, хотя он не говорил громко и вроде бы ничего и не делал.
Когда на голову Эрвину-Йозефу надели неудобную шапку, которая называлась «корона», все вдруг встали на одно колено и опустили головы. Даже этот.
Взрослые для маленького кайзера обычно делились на две категории: те, которые выполняли его желания, для чего иногда приходилось покричать, и те, которые смотрели поверх него, хотя говорили вежливо. Эрвин-Йозеф чувствовал, что человек, которого называли «главнокомандующий» и «граф Лоэнграмм», относится ко второй. То, что он кланяется, Эрвину-Йозефу понравилось. Кайзер захотел посмотреть на его лицо, мотнул головой, и шапка слетела. Тогда тот человек усмехнулся. Его улыбка, ехидная и хищная – как будто собака скалит зубы – Эрвину-Йозефу не понравилась. Ему показалось, что над ним собираются посмеяться, а этого он не любил.
– Ваше Величество! Ваше Величество! – Камергер погнался за пятилетним господином, но тот лихо увернулся, подбежал прямо к собирающемуся покинуть зал главнокомандующему и дернул его за плащ.
– Я хочу поиграть с твоим другом! – прямо заявил кайзер, не дождавшись, когда его подданный поклонится.
– Прошу прощения, Ваше величество, но у адмирала Кирхайса слишком много обязанностей, – в голосе графа Лоэнграмма отчетливо слышалась ирония, но он встал на одно колено и посмотрел Эрвину-Йозефу в глаза. – Он защищает вас от врагов, как и я.
Конечно, он не станет слушаться. Но откуда-то Эрвин-Йозеф понимал, что, если начать кричать, плакать и топать ногами, как он это обычно делал с гувернантками и учителями, то не выйдет ничего. Напротив, этот человек вообще решит, что с Эрвином-Йозефом нельзя водиться.
– Твой друг лучше тебя. Он добрый. А тебе просто завистно, что с ним другие хотят играть! – кайзер, удовлетворившись этой маленькой местью, развернулся и пошел обратно к трону, так и не увидев изумленного выражения на лице Райнхарда фон Лоэнграмма.
Когда Эрвин-Йозеф встретился с Райнхардом фон Лоэнграммом во второй раз, прошло много времени. Кайзеру исполнилось шесть лет, и он считал себя совсем большим. Даже на неудобном стуле – троне – сидеть стало немного проще. А может быть, он просто привык. За это время кайзер научился подписывать документы – это временами бывало забавно. А вот читал он плохо. Но на что же тогда нужны гувернантки, как не читать вслух и подбирать разбросанную одежду? Кричать и топать ногами кайзеру теперь почти не приходилось: взрослые делали, что он хотел.
Но все-таки это были не настоящие взрослые. Настоящие, те, что смотрели поверх, Эрвином-Йозефом не интересовались и в гости к нему не приходили.
Теперь графа фон Лоэнграмма называли «премьер-министр». Камергер сказал, что, когда граф подойдет к трону, ему нужно будет отдать свернутые в трубочку бумаги – какие-то грамоты. Но Эрвина-Йозефа интересовало другое: придет ли граф снова со своим другом? Посмотрит ли на него так же серьезно, как в прошлый раз? Тогда, пусть на секундочку, маленький кайзер почувствовал себя действительно важным и большим, хотя своего так и не добился.
Но граф Лоэнграмм явился на прием с другим человеком, серым, похожим одновременно на тень и на чехол, в котором хранят одежду: невозможно понять, что спрятано внутри, парадный костюм, зимнее пальто или бальное платье кузины.
– Где ваш друг? – Эрвин-Йозеф усвоил, что к людям в парадном зале следует обращаться на «вы», и, отдавая грамоты, задал вопрос, мучавший его с начала церемонии.
– Я хочу, чтобы он пришел сюда.
Граф вздрогнул.
– Ваше Величество, адмирал Кирхайс не сможет прийти, – говорил он почти шепотом.
– Почему? Я кайзер, и я велю!
– Адмирал Кирхайс ждет меня в Вальгалле, Ваше Величество, – голова у него была опущена, и глаз не было видно, только светлые волосы. – Даже кайзер не в силах вернуть его оттуда, хотя я желал бы такого. И Кирхайс с радостью поиграл бы с вами, но…
Эрвин-Йозеф надул губы. Взрослые вечно придумывают отговорки. Граф не закончил фразу, поклонился и отступил на свое место.
Приглядевшись, Эрвин-Йозеф заметил, что на Райнхарда фон Лоэнграмма по-прежнему смотрят, даже если он ничего не делает. Он был центром в этой большой комнате, он ярко сиял, и на кайзера обращали внимание только потому, что граф подошел к трону, а вовсе не наоборот. Это было неправильно и немного обидно. Зато, с тайным злорадством, Эрвин-Йозеф заметил, что это сияние, и раньше окружавшее графа, стало немного другим. Райнхард фон Лоэнграмм был по-прежнему сильным, стремительным и красивым, но теперь в нем не было радости. Как будто граф всё время думает о чем-то грустном и двигается так, как будто это только потому, что надо, а не потому, что хочется.
Ну и пусть. Так ему и надо. Не будет жалеть друзей для кайзера.
Человек, который теперь пришел вместе с ним, не вызывал желания играть или улыбаться. Напротив, Эрвину-Йозефу хотелось тихонько, по стеночке выскользнуть из тронного зала, лишь бы не попасться серому на глаза.
«Как же так? – думал Эрвин-Йозеф. – Я же кайзер! Все должны меня слушаться и бояться, а не наоборот!» От этой мысли настроение у Его Императорского Величества испортилось еще сильнее, и ему захотелось пнуть надоевшую гувернантку. Так он и сделает. Потом.
Когда прием закончился, Эрвин-Йозеф снова подбежал к окну и прижался носом к стеклу, чтобы посмотреть на лестницу. Придворные расходились группами, что-то бурно обсуждая. А вот и они. Серый человек идет немного позади, как ходил тот, добрый. Вдруг серый обернулся и посмотрел прямо на Эрвина-Йозефа. Холодно, безразлично, без всякого выражения, словно Эрвин-Йозеф был не кайзером, а бабочкой в коробке из коллекции насекомых, и серый решал, в какой ящик его положить. Словно сам по себе Эрвин-Йозеф не имел никакого значения.
Кайзер отступил на шаг назад от окна, потом еще на шаг. Не выдержал и побежал к двери за троном, благо в зале уже никого не было. За обедом он кинул тарелкой и стаканом в повара, а вечером гувернантка, учитель и камердинер получили свою порцию тычков и щипков от Его Императорского Величества.
Опять прошел почти целый год. Начиналось лето. За это время взрослых вокруг кайзера заметно поубавилось, и обязанностей у него стало меньше. С одной стороны, на скучные церемонии в тронный зал теперь его не звали, а с другой – слуги выходили из подчинения. Одна из гувернанток – а Эрвин-Йозеф всего-то пнул ее по ноге, когда она несла обед, – вдруг бросила поднос на пол и заявила, что больше не в силах терпеть и увольняется. Неслыханное дело – так обращаться с кайзером! На крики прибежал мажордом и долго ее отчитывал, а потом уволил. Так ей и надо – она лишилась чести прислуживать во дворце. Лишь через несколько дней Эрвин-Йозеф понял, что не мытьем, так катаньем женщина добилась своего.
И праздников стало меньше, и подарков, и дворцовый парк почти обезлюдел. Никто не преклонял колена при виде Его Величества, напротив, люди слегка сгибались в поклоне и быстро исчезали. На новый год не было ни фейерверка, ни бала, ни катаний на санках. Кузины давно не приезжали в гости, даже худого дядьки с противным голосом больше не было. Кажется, его казнили, но посмотреть казнь не дали. Один день сменял другой, и всё.
В день рождения кайзера, когда ему исполнилось семь, вдруг доложили, что на аудиенцию просится начальник штаба графа фон Лоэнграмма. Эрвин-Йозеф уже успел позабыть, кто это такой, но от того, что к нему просятся на аудиенцию, почувствовал себя важным и солидным.
– Пусть явится! – заявил он, усаживаясь на стул, немного похожий на трон.
В комнату вошел серый человек, похожий на чехол для платья. Эрвину-Йозефу даже показалось, что в воздухе запахло лавандой, как в темном шкафу, где по ночам прятались чудовища. Он съежился на стуле.
– Ваше Величество, – голос серого звучал размеренно, невыразительно и спокойно, – премьер-министр, главнокомандующий рейхсфлота граф Райнхард фон Лоэнграмм поздравляет вас с днем рождения и посылает подарок.
Слуги внесли огромную красную коробку, перевязанную золотистой лентой. Кайзер кивнул, изо всех сил подавляя желание соскочить со стула и убежать.
– А это подарок лично от меня, – гость протянул небольшую плоскую коробочку, завернутую в бумагу.
Эрвин-Йозеф робко взял ее, посмотрел на стоявших за стулом мажордома и камердинера, ища у них поддержки. Кажется, подарок нужно открыть. Под белой бумагой оказалась не коробка, а книжка. Ну что еще может подарить такой человек, как не очередную скучную книгу? История чего-то там. Не глядя, он протянул руку с книжкой, и камердинер забрал ее.
– Вы не интересуетесь историей, Ваше Величество?
– Нет.
– Жаль, что я не угадал. Тогда, может быть, военное дело? Я принесу вам другую книгу.
– Нет!
На самом деле Эрвин-Йозеф очень любил играть в солдатиков и танки, у него была огромная коллекция моделей космических кораблей, но сейчас он хотел только, чтобы этот человек ушел.
– Возможно, искусство? Или точные науки?
– Нет!!!
– Тогда что же вам подарить?
– Я не люблю книги! Никакие! Они непонятные. И противные! И скучные!
– Чего же вы хотели бы?
– Я хочу праздник. С фейерверком. Чтобы ко мне приехали гости, много гостей. Торт и конфеты. Только вас с вашим графом я не приглашу! – мстительно добавил он.
– Я не совсем это имел в виду, Ваше Величество. Чего бы вы хотели в жизни? Чем бы вы занялись, будучи взрослым?
Эрвин-Йозеф молчал. Он не думал раньше, чем мог бы заняться. Разве он не кайзер? Кайзеру не положено работать, так ведь? Но кайзер может делать, все, что хочет.
– Я… я буду править.
В голове у Эрвина-Йозефа возникла картинка: вот он, взрослый, сидит на троне, все глядят на него, все ему кланяются, ловят каждое его слово, все делают, что он хочет, даже такие страшные, как этот серый. А если не будут делать, он их велит казнить. А граф Лоэнграмм стоит в сторонке и ждет, пока кайзер не изволит подозвать к себе, только тогда, может быть, на него посмотрят. Никаких учителей не будет, а будут только праздники. Правда мешала назойливая, как муха, мысль о том, что «править» – это еще и непонятные документы, которые он подписывал, и совещания, о которых он слышал, и неплохо бы разобраться, что всё это такое.
– Управлять империей – это огромная ответственность, Ваше Величество. Вы уверены, что справитесь с ней? При нынешних ваших успехах в учебе и не всегда достойном поведении?
Тут Эрвин-Йозеф разозлился. Что он себе позволяет?! Это просто какой-то помощник какого-то графа, а смеет указывать кайзеру, как себя вести?! Злость вытеснила страх.
– Я буду править! Как хочу, так и буду! Я – кайзер, понятно? А если вы будете мне перечить, я велю вас арестовать и казнить!
– Прошу прощения, Ваше Величество, – с этими словами человек-чехол-для-платья развернулся и пошел к двери.
Кайзер сполз со стула, задыхаясь, вырвал у камердинера из рук книгу, принесенную гостем, и изо всех сил запустил её в спину уходящему. Тот даже не вздрогнул, когда книга ударила его между лопаток.
– К сожалению, Фернер, ваш план не выдержал столкновения с реальностью, – на обратном пути из дворца в адмиралтейство Пауль фон Оберштайн протянул помощнику черную папку. – Кайзер Эрвин-Йозеф не обладает качествами достойного правителя, династия Гольденбаумов окончательно выродилась. Но жить, как вы предлагаете, частной жизнью, в изгнании и под чужим именем, он уже не сможет. К тому же, каким бы характером он ни обладал, потомок Гольденбаумов всегда будет притягивать авантюристов и сторонников реставрации старой династии. Его высокопревосходительству все равно придется решать, что делать с кайзером, как бы он ни пытался увильнуть.
Антон Фернер молча забрал бумаги. Да, и так всё было ясно. Срок жизни Эрвина-Йозефа II отмерялся теперь не годами, а месяцами, точнее тем, сколько времени понадобится аристократам или кому-нибудь другому, чтобы организовать очередную попытку устранить Райнхарда фон Лоэнграмма. Антон оглянулся. За задним стеклом автомобиля уменьшались, превращаясь в неясное пятно, парадные ворота с гербом империи.
Где-то там, в почти пустом дворцовом комплексе, в одном из полузаброшенных зданий, на кровати, обняв подушку, плакал мальчик семи лет от роду.
Название: Всё нормально
Автор: fandom L0GH 2013
Бета: fandom L0GH 2013
Размер: мини, 1854 слова
Персонажи: Ян Вэньли, Юлиан Минц
Категория: джен
Жанр: общий, драма, повседневность
Рейтинг: G
Краткое содержание: Юлиан Минц в школе и дома
Для голосования: #. fandom L0GH 2013 - работа "Всё нормально"
– До свиданья, дети, счастливых вам каникул.
Учитель хотел сказать еще что-то, но его никто не слышал и не слушал. Все кричали, шумели, прыгали и чуть ли не наперегонки бежали к дверям.
Только один ученик не присоединился ко всеобщему оживлению, медленно и аккуратно складывая книги. Он дожидался момента, когда все одноклассники уйдут, чтобы спокойно выйти из школы одному.
Юлиан закинул на спину школьный рюкзак и поплелся по коридору.
Выйдя на улицу из раздевалки, он услышал гул разговоров и смешки. Одноклассники взахлеб обсуждали планы на каникулы. Вернее сказать, не обсуждали, а слушали, как своими планами хвастается Филлер, классный заводила, красивый спортивный мальчик из богатой семьи. Он вечно ездил с родителями на курорты, привозил и показывал в классе шикарные сувениры, но никому их не дарил. Юлиан предпочел пройти мимо, пока ребята, занятые разговором, не обратили на него внимание. Да и вслушиваться не хотелось, чтобы не расстраиваться и не завидовать.
Ему даже поход в кино или парк на эти каникулы не светил. Адмирал, конечно, обещал ему какой-то замечательный сюрприз, но вряд ли стоит на него теперь рассчитывать.
Юлиан свернул у поворота, чтобы пойти домой долгой дорогой.
***
Раздался тихий, какой-то неуверенный звонок в дверь.
Ян оторвался от созерцания кота, увлеченно переваливавшегося с боку на бок, и пошел открывать.
– Здравствуйте, – сказал вошедший Юлиан совершенно убитым голосом.
– Привет, – с удивлением и тревогой ответил Ян. – Что с тобой случилось, в школе трудности?
– Да нет, все нормально, – помотал головой мальчик и опустил сумку на столик в прихожей.
Ян с сомнением покачал головой.
***
Все нормально – этими словами Юлиан отделывался чуть ли не с начала семестра. Раньше они срабатывали, но теперь, кажется, опекун что-то заподозрил.
– Оценки сообщили? – спросил Ян.
– Сообщили, у меня по истории десять баллов, – бодро выпалил подопечный.
Ян просиял.
– Молодчина, я знал, что у тебя получится. А остальные предметы? Ладно, ты не трать время, давай раздевайся, я там обед уже разогрел. А я пока табель посмотрю, не возражаешь?
– Не возражаю, – глухо ответил мальчик.
Он побрел на кухню и посмотрел на стоящие на плите кастрюльки. Открывать их не хотелось: в горле ворочался неприятный комок.
***
– Юлиан, с тобой можно поговорить?
Мальчик повернулся. Опекун был встревожен, огорчен и, кажется, смущен, но совсем не сердился.
– Пожалуйста, прости меня, это ведь я виноват, а не ты, – продолжал Ян.
– В чем вы виноваты? – едва выговорил удивленный мальчик.
– Меня уже Алекс стыдил, что я на тебя всё хозяйство повесил, говорил, что так нельзя с ребенком обращаться, а я, дурак, не слушал.
– Да что вы, адмирал, –- робко улыбнулся Юлиан. – Мне же совсем не трудно…
– Ага, не трудно, только ты шестёрки стал в семестре получать. Почему? Да потому, что у тебя времени нет уроки учить. И ведь я же видел, что ты сам не свой приходишь, а спросить не спрашивал.
Юлиан изумленно хлопал глазами.
– Готовить – я еще понимаю, если я кухней займусь, мы оба отравимся, – Ян рассмеялся, говоря это. – Но хотя бы убираться в доме так часто не надо, будем делать это вместе раз в неделю. Пусть будет пыльно, но в табеле хотя бы восьмерки.
– У меня хватает времени на то, чтобы все выучить, – выговорил мальчик. – Правда, хватает.
– Значит, не хватает сил, – Ян не повышал голос, но возражать было очень трудно.
Юлиан все-таки возразил:
– Дело совсем не в этом. Мне хватает и сил, и времени.
– То есть тебе просто не дается предмет? Но раньше же ты получал по английскому не меньше девятки. И по литературе тоже. Ты хорошо себя чувствуешь? – с неподдельной тревогой спросил опекун.
– Что вы, – помотал головой Юлиан, – со мной все в порядке. Просто … так вышло.
– Вышло, значит, – произнес адмирал. – Садись, – велел он и сам подал пример, усевшись на табуретку перед кухонным столом. Юлиан послушно устроился напротив.
– Юлиан, – начал Ян, собравшись с мыслями, – у тебя достаточно времени и сил, ты утверждаешь, что здоров. С учителями не поладил?
Юлиан сник.
– Она говорит, я сам во всем виноват, – тихо проговорил он.
– Она говорит, – кивнул Ян. – И в чем же она тебя обвиняет?
– Понимаете, мы на первом уроке английского в этом году писали мини-сочинение на тему «Я горжусь, что я гражданин Союза».
Ян почесал затылок.
– Как-то неудачно сформулировано, – заметил Ян. – Получается, я горжусь тем, чего достиг не я, а мои предки. Это только дворяне в Рейхе своим родом хвастаются, а нам это как-то не к лицу.
– А я так и написал, – сказал Юлиан с полуулыбкой.
– Учительнице, разумеется, это не понравилось? – сказал Ян.
– Не то слово, – вздохнул мальчик, густо покраснел и торопливо продолжал:
– Мисс Кросс так ругалась! Говорила, что это не сочинение, а государственная измена, что из таких, как я, вырастают предатели, что я не люблю родину и нисколько не чту память покойных родителей. И что мне должно быть стыдно смотреть в глаза вам! И влепила три балла, хотя сначала говорила, что это вообще не на оценку. С тех пор больше семи и не ставит!
Ян молча слушал и кивал.
– Всё понятно, – наконец сказал он, глубоко вздохнул и, чуть наклонившись, положил руку воспитаннику на плечо. – А теперь объясни, неужели я такой плохой опекун, что ты все это время молчал? Почему ты мне сразу все не рассказал? Ты что, меня боялся?
– Я не боялся, – пояснил мальчик. – Просто я думал, что это было бы трусостью – прятаться за вашей спиной.
Ян остановился и внимательно посмотрел на Юлиана.
– Значит, обращаться за помощью – это трусость? – со зловещим спокойствием спросил он. – Может быть, и подкрепление в бою запрашивать – тоже трусость?
– Но это же не то… это совсем другое, – замялся Юлиан.
– Это совершенно то же самое, – немного резко сказал Ян и посмотрел на часы. – Если не можешь справиться сам – ищи помощника. Это не трусость и не стыд, а ум и дальновидность. Поэтому можешь считать меня своим подкреплением.
– И что же вы будете делать? – спросил Юлиан. – Как вы будете помогать?
– Пойду в школу, поговорю с мисс Кросс. Не знаешь, она сейчас там?
– А вы прямо сейчас хотите пойти? – спросил Юлиан немного смущенно.
– А зачем откладывать? Чтобы в следующем семестре то же самое продолжалось? Так там она или не там?
– Там, – неохотно ответил Юлиан. – С классом спектакль репетирует.
– А ты почему не на репетиции? – удивился Ян. – Ты же говорил, у тебя главная роль была?
– Мисс Кросс сняла меня с роли за то, что у меня в семестре меньше семи. Отдала Филлеру. Теперь вся школа надо мной смеется.
Ян плотно сжал губы, несколько раз глубоко вздохнул и наконец резко встал с табурета.
– Все понятно, – сказал он, направляясь в свою спальню. – Юлиан, ты не помнишь, где мои награды? – спросил он, доставая из шкафа свою форму.
– Вот же коробочка стоит, – подал голос мальчик. – Только зачем вам?
– Зачем-зачем! Затем, что на эту твою Кросс надо как-то воздействовать, одними словами тут не поможешь. В конце концов, надо же герою Эль-Фасиля хоть раз в жизни злоупотребить своим положением – может, хоть это ее переубедит.
– Не переубедит, – ответил мальчик. – У мисс Кросс очень твердый характер.
– Это мы еще увидим, – немного зловеще усмехнулся Ян. – Ты тут без меня пообедай – за меня не бойся, я уже ел – и покорми кота. А потом жди.
– Удачи вам, адмирал, – глухо проговорил Юлиан.
Ян ушел. Юлиан вяло проглотил суп — есть не хотелось, так, время убить. Накормил кота, помыл посуду за собой и за питомцем, а потом, немного подумав, взялся за книжку, которую принес из библиотеки.
Мисс Кросс предупреждала на уроках, что этого писателя читать ни в коем случае не следует, потому что его книги написаны плохо и идея в них неправильная. Раз так, надо было прочесть хоть одну его книжку.
Однако уже страниц через тридцать мальчик почувствовал, что учительница для разнообразия была права.
Школьники из книги разговаривали как взрослые, причем не очень умные. Учителя не учили, а читали нудные нотации. Главного героя все любили непонятно за что, а учителя ласково называли озорником, хотя его шалости тянули почти на преступления. Когда новая учительница наконец-то попыталась его перевоспитать, он вместе с одноклассниками принялся выживать ее из школы, и это автор преподносил как подвиг, особенно подчеркивая, что учительница происходила из Рейха и даже носила фамилию на «фон».
Интересно, эта идея мисс Кросс тоже кажется неправильной? Наверное, все-таки нет.
Юлиан, не выдержав, отложил книжку и посмотрел в окно. На улице зажглись фонари; яркие гирлянды на кустах мерцали разноцветными огоньками, а на каком-то дереве даже складывались в поздравление.
Юлиан смотрел на эти буквы и огни, пока не зазвенел ключ в замке. По коридору прошаркали усталые шаги.
– Она меня доконала, – не здороваясь, выдохнул Ян. – Как ты выдерживал столько времени!
– Вы ее не убедили, адмирал? – вяло отозвался Юлиан.
– Не убедил? А как ее убедить, если она слова вставить не дает, говорит и говорит, да такое, что уши вянут, а меня не слушает. Я не выдержал и ушел.
Юлиан вздохнул. Он мало верил в успех, но все же был разочарован.
Ян нырнул в свою спальню и сказал уже из-за двери:
– Готовься переходить в другую школу. Я тебя этой фанатичке на съедение не отдам.
Юлиан молчал, осознавая известие.
– Ты боишься, что там будет то же самое? – спросил Ян, выходя из комнаты с какой-то коробкой в руках. – Я тебе обещаю, что найду такую школу, где не будет. Все, что смогу, узнаю и проверю. Веришь?
Юлиан кивнул.
– Вот и хорошо, – Ян подошел ближе. – Хоть подружишься с хорошими ребятами, а то приходишь домой после школы и сидишь над книжками.
– Адмирал, – неуверенно сказал Юлиан. – А это не будет бегством? Ведь мисс Кросс скажет, что я струсил, и все будут смеяться.
– Хорошо смеется кто? – хитро улыбнулся Ян.
– Кто смеется последним, – бодро отозвался Юлиан.
– Вот ты и посмеешься над ними, когда получишь круглые десятки. Бежать иногда бывает очень полезно, чтобы набраться сил и вернуться потом. Вот мне за бегство с Эль-Фасиля внеочередное звание дали. Ладно, хватит о грустном. Помнишь, я обещал тебе сюрприз?
– Но, адмирал, разве вы еще собираетесь мне его отдавать? – удивился Юлиан.
– А почему нет? – спокойно спросил Ян. – Вот держи.
Он наконец положил перед Юлианом коробку из блестящего картона. Мальчик взял ее в руки и потрясенно выдохнул:
– Вот это да! Спасибо, адмирал.
Перед ним лежала знаменитая карточная голографическая стратегия «Борьба за космос». Не какие-то феззанские аналоги, а настоящая, та самая, изобретенная, как говорят, ровно за год до начала войны, так что ее чуть было не запретили, но вовремя остановились – ведь Альянс был демократическим государством.
– Нравится? – спросил Ян.
– Еще как! – в полном восторге проговорил Юлиан. – А когда можно ее опробовать?
– Да хоть сейчас, хотя нет… подожди минуту… эээ …вот… – перед Юлианом легли три купюры по сто динаров и кучка мелочи.
– Адмирал, вы что? – нахмурился Юлиан.
– Да я на эти праздники дома остаюсь, можно было куда-то прогуляться, сходить.
– Адмирал, меня не надо никуда водить, я уже взрослый, – возмутился мальчишка.
– Вот я и подумал, – ответил Ян, – сам выберешь, что тебе нравится. В кино сходишь, в парк, купишь себе что-нибудь хорошее… только смотри пиво не пей.
– А бренди можно? – с деланной наглостью спросил Юлиан.
– Не волнуйся, на бренди тут не хватит, – улыбнулся в ответ Ян. – Я, конечно, так себе опекун, но это учел.
Юлиан аккуратно сложил деньги в копилку.
Как он будет развлекаться, он еще не думал, но уже знал, что подарить на Новый год адмиралу.
Потом весь вечер осваивали игру, все никак не могли разобраться в правилах и долго читали инструкцию. Адмирал то и дело застывал, восхищенно любуясь то на кораблик Чужой расы, стреляющий золотыми искрами в боевой фазе, то на великолепные игровые карты с шахтами и домами, которые сами вырастали на стадии строительства. Может быть, поэтому Юлиан в конце концов выиграл. Думать, что не поэтому, он стеснялся.
Всё было действительно нормально. Даже хорошо.
URL записи.
Внимание! Achtung! Attention!
Для тех, кто смотрит, не зная канона ("как оридж"), в конце имеется краткое описание: кто все эти люди и чем они занимаются.
Название: Домой
Автор: fandom L0GH 2013
Бета: fandom L0GH 2013
Размер: мини, ~3 200 слов
Пейринг/Персонажи: Иван Конев, разные ОМП
Категория: джен
Жанр: АУ
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: содержит спойлерИ все-таки Иван выжил
Примечание: Написано по заявке содержит спойлер"Иван Конев не убит, а попал в плен. АУ".
Для голосования: #. fandom L0GH 2013 - работа "Домой"
Смерти он не боялся. Плена он не боялся тоже: не бывает плена для пилотов. Какой там плен. Машинка маленькая, хрупкая, не успел увернуться – конец. Вспышка, яростное пламя, взрыв… перед смертью, наверное, больно, но это недолго.
Это не бывает долго. Сколько раз уже он видел – и еще больше слышал. Когда на полуслове прерывается в эфире голос друга, и ни матерного возгласа, ни даже изумленного вскрика. Просто: «Третий, как дела?» – «Всё нормá...» – и тишина. И знаешь, что это значит, и все равно кричишь: «Третий, третий, что со связью, третий, ответь!» – и теребишь тумблер на приборной доске, щелкаешь, дергаешь, и еще, и еще… и не веришь, что помехи в эфире остались, а голоса больше нет.
И не будет.
В ангаре снимаешь шлем, достаешь из кармана флягу, свинчиваешь колпачок – и большим глотком, чтобы горло обожгло. Этот карман на бедре предусмотрен для мини-аптечки, но ни один пилот не носит в нем ни йода, ни пластыря. Смысл? Собьют, так насмерть. Зато фляга под размер кармана есть у каждого. Даже у непьющих.
Вот Митчелл, например, не пьет – аллергик, а флягу с собой все равно носит. У него там холодный чай с колой. Потому что когда замолчал голос в эфире… хотя бы чем, а залить. Он и заливает своей смесью.
Но кто может – тому лучше виски ничего нет.
Когда он не сумел увернуться, больше всего его удивило, что он не умер. Ничего не загорелось и ничего не взорвалось, только управление отказало и двигатель вырубился.
Потом он понял, что связь вырубилась тоже.
И, значит, у однополчан в наушниках его голос пропал на полуслове, как это случается всегда.
Приборная доска погасла, и погасли многочисленные табло и указатели на обзорном экране перед лицом и над головой.
Хуже всего, что вместе с экраном погасли и звезды.
Он забыл – хотя и знал об этом всегда – что из кабины на самом деле не видно космоса. Потолок над головой непрозрачный. Ты летишь среди звезд, видя, как стремительно проносятся мимо твои товарищи и как улепетывают от тебя твои враги – или гонятся за тобой, это уж как повезет, – и как вспухают огнем и разламываются те, в кого попали, и как упорно и неодолимо ползут железные громадины больших боевых кораблей, которым твои жалкие пушки как слону дробина. Кажется, протяни руку – и коснешься брони. Разумеется, нет идиотов трогать чужой борт, на такой скорости-то, но можно рассмотреть его во всех подробностях, проносясь рядом. Другое дело, что рассматривать особо некогда, за другим надо следить в оба. Враг зевать не дает, и крейсера с их мощными пушками – плюнет в твою сторону и все, каюк, – и «валькирии» вьются, наскакивают, крутят стволами туда-сюда. Пляшешь, увиливаешь, огрызаешься, догоняешь, удираешь – живешь! И вокруг необъятный звездный мир, и Млечный Путь горит неугасимо.
…И всё это – электроника, и стоило ей отказать…
Кабина маленькая, темная и тесная. Только аварийная лампочка мигает красным, и в черноте потухшего экрана отражается летный шлем с опущенным забралом, и в закрывающем лицо темном пластике – отражение отражения, а у того – еще отражение… бесконечный ряд уменьшающихся пилотских голов, и ни у одной нет лица.
Пластиковая мумия с маской на лице, а вокруг маленький молчаливый железный гроб.
Запас кислорода есть, но его хватит всего на несколько часов. Истребители не летают подолгу. Промчались, постреляли, вернулись на борт несущего корабля. Расчетное время пребывания в полете – не более часа. Запас кислорода – на всякий случай – двенадцатикратный.
Значит, через полсуток клиент в железном гробу перестанет шебуршать и будет вести себя как положено солидному покойнику.
Не хотелось думать, что клиент – это он сам, но мозгу не прикажешь.
Связи нет, смотреть на него некому. И слушать его некому.
– Влип ты, Ваня, – сказал он вслух.
Собственный голос в наушниках казался чужим, хотя и знакомым.
– Хорошо, – сказал он. – Буду разговаривать сам с собой, раз больше не с кем.
У него полсуток жизни. Можно, конечно, сойти с ума, но не хочется. И делать нечего…
Вспомнил. Кроссворд.
Минут десять ушло на добывание драгоценной брошюры из кармана, плотно прижатого страховочным ремнем. Еще минута понадобилась на то, чтобы убедиться: при свете аварийной лампочки прочитать что-либо в легенде кроссворда попросту невозможно.
Можно попробовать писать. Даже если строки будут наезжать друг на друга, все же потом, наверное, удастся разобрать написанное.
Через миллион лет меня выловят из космоса, как в древние времена вылавливали бутылки из океана. Захотят узнать, кто я такой был и почему помер. Нужно думать о людях. Например, о далеких потомках. Тех, которые через миллион лет.
Оставить им пояснение. Чтобы не гадали зря.
Поперек кроссворда, практически вслепую, не видя следа, оставляемого ручкой: «Иван Конев, майор, 13 космофлот Союза свободных планет, пятая эскадрилья малого истребительного флота, борт приписки «Гиперион». Вражеским выстрелом повреждена электроника, система жизнеобеспечения неисправна. Запас кислорода…» – взглянул на индикатор, ах да, он не работает тоже, – «запас кислорода не более чем на десять часов. 29 апреля 799 года». Подумал и добавил: «Космической эры». Мало ли, может, через миллион лет будет другой отсчет.
Можно еще написать завещание. Но бессмысленно. Кому будут вручать наследство – эти, из далекого будущего? Детей у него нет. Братьев и сестер тоже. Есть двоюродный, правда, – но он феззанец, на что ему наследство из Союза… А впрочем… Отступил пониже от того места, где предположительно была последняя написанная им строка, добавил: «Все мое имущество завещаю двоюродному брату Борису или его прямым потомкам, буде такие найдутся. Кроме шлема и перчаток: их я завещаю моему лучшему другу Оливеру Поплану».
Больше делать было абсолютно нечего.
Разве что петь национальный гимн.
Ну, необязательно гимн, можно и еще что-нибудь…
Но так расход кислорода увеличится, и запасы иссякнут раньше. Что лучше – помереть быстрее, но с музыкой, или протянуть подольше в глухой тишине? Решил, что с песнями всяко веселее.
Пел что поглупее и пободрее, орал во весь голос, а по щекам текли слезы. Без всхлипов, без ничего. Просто лились и все. Он бы не заметил, если бы они в рот не затекали.
Примерно через час он осип и замолчал.
Еще через полчаса погасла аварийная лампа.
…Лучше бы я сгорел…
…В легкие хлынул воздух. Восхитительный, свежий, вкусный. Он втягивал воздух медленно, смакуя, наслаждаясь. В жизни так хорошо не дышалось.
В жизни?
Открыл глаза. Свет, и холодно. Он лежал на спине, над головой – серый стальной потолок, и лампы непривычного вида. Вот почему он очнулся – с него сняли шлем, а тут есть чем дышать. Интересно, где – тут?
В поле зрения появилась незнакомая усатая физиономия. Покивала, ухнула:
– Гут, гут, – и исчезла куда-то вбок.
Попробовал пошевелить рукой. Получилось.
Летный комбинезон с него тоже сняли, а взамен ничего не надели. Зато, оказывается, простыней накрыли, ну и на том спасибо, что не с головой… Ах да, я же живой, с головой накрывать – плохая примета. Правда, оказалось, что он пристегнут к койке ремнями. Спасибо, что поверх простыни.
Кстати, что-то тут на ней такое...
Повернул голову, присмотрелся. Казенный штамп, черный, слегка расплывшийся. Круглый.
С имперским орлом.
А в воздухе воняло какой-то медицинской дрянью, и был он вовсе не так свеж, как показалось поначалу.
Вспомнилось слово «карболка». Никогда в жизни не нюхал эту самую карболку, зато в кроссвордах она иногда попадалась. Интересно, это она пахнет – или она безнадежно устарела даже в Рейхе? Спросить, что ли…
Представил: вот появится тот филин со своим «гут», спрошу его про карболку.
Но появился не филин. Появился дюжий солдат в черном мундире, выдернул капельницу из вены и покатил Ивана по коридору.
Завез в крошечную каморку с одной-единственной койкой, сгрузил на нее пациента, сунул ему в руки серую пижаму – казенную, с такими же орлами, как и простыня, – подождал, пока он натянет трясущимися от слабости руками штаны и куртку, нацепил на него наручники, видать – на всякий случай, и ушел.
Хлопнула железная дверь, гулко щелкнул замок.
Ну, по крайней мере, я все еще жив.
Вопрос, хорошо ли это.
Пока продолжалось сражение, имперцам явно было не до Ивана. Зашел один раз офицер с длинным скучным лицом армейского бюрократа, уточнил, как пишется фамилия «Конев» – через «ff» или через «v». Долго заполнял какие-то бланки, изредка задавая вопросы. Большей частью Иван отвечал: «Не могу знать», но изредка высказывался и по существу, например, не стал отпираться, что его фамилия пишется через «фау», что он пилот-спартанец и что он в чине майора. Офицер и так все это знал. Видимо, кривые строки поперек кроссворда оказались достаточно разборчивы.
Во всяком случае, вопросы про брата Бориса и друга Оливера ему задали.
Все ответы, независимо от содержания, были занесены в протокол; протокол был предъявлен Ивану; и даже «с моих слов записано верно» вставлено.
Бюрократия везде одинакова, что по одну сторону, что по другую.
Одна от нее была польза: наручники сняли.
Один раз пришел фельдшер, тот самый, усатый, с кругами под глазами и с неточными движениями смертельно усталого человека, пощупал пульс, оттянул веко, заглянул в горло.
Буркнул что-то невнятное солдату, стоявшему у дверей во время этого краткого визита, и удалился.
Только когда за ним захлопнулась дверь, Конев вспомнил, что хотел спросить про карболку.
А больше не происходило ничего. Только обед приносили – видимо, с общей кухни.
Потом настал день, когда дверь распахнулась и снова появился длиннолицый офицер. Сел, разложил на коленях папку с бумагами.
– Ну что же, вам повезло, герр Конев, – сказал он. – Война кончилась.
Иван молчал, ожидая продолжения.
– К сожалению, отпустить вас просто так мы не можем. Нужно распоряжение сверху. Не думаю, что оно поступит скоро: вы единственный военнопленный на нашем транспорте. Если бы вас было хотя бы пятеро… а так – ждите. Договор о капитуляции вашей страны подписан, армию распускают, скорее всего, вам будет позволено идти на все четыре стороны. Когда мы придем на Урваши, надеюсь, ваша судьба уже будет решена.
– На Урваши? – переспросил Иван.
– Да, там наш порт приписки.
– Понятно… – протянул Иван.
– Можете выходить из каюты, но я бы вам не советовал. Рядовые до сих пор не понимают, зачем мы вообще вас подобрали.
– В самом деле, зачем… – пробормотал Иван себе под нос, но офицер услышал.
– Я настоял, – сказал он.
– Хотя в этом не было смысла?
– Почему же, – сказал офицер. – Смысл был. За захват пленных полагается премия. – Помолчал, уточнил: – Полагалась. Теперь не дадут.
– Еще не поздно меня убить, – сказал Иван.
Офицер собрал в папочку свои бумаги, встал.
– Поздно, – сказал он равнодушно. – Я заполнил на вас бумаги и послал запрос насчет вас командиру подразделения.
Вышел.
…Я даже не дал себе труда запомнить его фамилию. А ведь этот человек спас мне жизнь…
Его действительно высадили на Урваши – в городе за пределами военной базы – и сказали, что он свободен. Выдали на первое время форму без погон, не солдатскую, – кажется, в такой ходили техники. Выписали временное удостоверение личности. Капитан Лиффенхольц – Иван все-таки узнал его имя – добавил к этому бумажку в пятьдесят рейхсмарок. У Конева возникло подозрение, что это были собственные рейхсмарки капитана, но он взял. Не мог не взять.
Нужно было искать заработок, чтобы выбраться отсюда, с этой планеты, черной от имперских мундиров.
Что же, мыть посуду в ресторанчике «У дядюшки Макса» его взяли без вопросов.
Нужно было заработать на проезд до Хайнессена. Теперь, когда Союз капитулировал, с Урваши можно было долететь до бывшей столицы республики обычным пассажирским рейсом. Как до вторжения имперцев на территорию Союза. Тогда Урваши была торговой планетой, перевалочным центром, местом, куда свозили товар феззанские контрабандисты, – но теперь они сюда не особо совались. И уж точно не совались с контрабандой.
Иван решил не искать феззанцев, – это требовало некоторых усилий, – а просто заработать денег и купить билет.
К сожалению, сумма требовалась немалая.
Он мыл посуду в ресторане, он подрабатывал грузчиком в космопорту и попытался устроиться пилотом, но у него не было подтверждающих квалификацию документов, и имперские чиновники хмурили брови, разглядывая его паспорт и слыша его акцент. Хоть война и кончилась, а доверия к бывшему противнику не было никакого.
Платили немного, и приходилось снимать комнату – а она стоила добрую половину зарплаты, хоть он и нашел самую дешевую, на окраине, в старом доме, в котором текли трубы, отчаянно скрипели полы, а в щели окон можно было просунуть палец. Ничего страшного, – думал Конев, – сейчас лето, а до осени я тут досиживать не собираюсь.
К середине июля он накопил достаточно. На перелет до Хайнессена в третьем классе наконец хватило. Если покупать билет заранее.
Вылететь должны были двадцать восьмого.
Двадцать пятого июля до Урваши добрались обрывки хайнессенских новостей. Не очень было понятно, что именно произошло, но что на бывшей столичной планете Союза большие беспорядки и что Ян Вэньли увел с Хайнессена целый флот мятежников – об этом стало известно.
Для Ивана это означало три вещи.
Во-первых, отменили рейс его космолета. И во-вторых – на Хайнессен лететь стало незачем.
Но самым неприятным могло стать третье. У империи появился повод вспомнить, кто такой Иван Конев – а главное, в каком именно флоте он воевал до того, как попал в плен.
Нужно было смываться, да побыстрее, пока не хватились, и желательно – тихо.
Компания пассажирских перевозок готова была вернуть деньги за билет. Что же, Иван поехал в космопорт и поглядел издали на кассу возврата, возле которой стояла очередь. К сожалению, вдоль очереди прогуливались несколько полицейских, вглядываясь в лица пассажиров.
Может быть, они и не Конева искали, но проверять он не стал.
Возвращаться в свое временное жилье он не стал тоже.
Оставался единственный путь.
Бар «Звездный ветер» на окраине космопорта был достаточно беден и обшарпан, чтобы имперские офицеры его презирали. Конечно, сюда захаживают патрули, но не будут же они все время торчать в темном грязноватом зале. Тем более что и меню не отличалось разнообразием.
Пиво, кстати, оказалось вкусным.
После второй кружки Иван как бы невзначай показал бармену купюру в двадцать марок.
– Что надо? – спросил тот неприязненно, однако ловко прибрал бумажку, будто ее и не было.
– Вон те парни в углу, – сказал Иван. – Скажи-ка, друг, они не с Феззана ли? Мне нужно поговорить с кем-нибудь из капитанов, только чтобы не побежали сразу с докладом.
– Лучше не к тем, – ответил бармен. – Подойди-ка вон к тому мужику, видишь, пьет один? Скажи, Гарри посоветовал потолковать именно с ним. Гарри – это я.
– Спасибо, – сказал Иван. – Налей-ка мне еще. Для того мужика. Чтобы смазать горло перед разговором.
Бармен кивнул и подставил под кран большую стеклянную кружку.
– Гарри посоветовал поговорить с тобой, – начал Иван.
– Ммм? – спросил феззанец.
Был он здоровенный, плечистый, с резкими скулами и большим носом. На Ивана с подозрением уставились пронзительные черные глазки. Может, и не очень маленькие, но под этими густыми бровями и рядом с этим массивным носом они казались совсем небольшими.
– Видишь ли, – сказал Иван, – мне нужно отсюда улететь, да побыстрее.
– При чем тут я? – спросил феззанец.
И голос у него был подстать облику. Густой, низкий, с хрипотцой.
– Я правильно понимаю, что ты капитан корабля?
– Владелец, – проворчал феззанец.
– Еще лучше, – сказал Иван. – Мне очень хотелось бы улететь на твоем корабле.
– Куда? – спросил феззанец и наконец придвинул к себе кружку с пивом. Ту, которую поставил перед ним Конев.
Иван понадеялся, что это можно считать добрым знаком. Ну, была не была…
– Куда-нибудь подальше от имперской армии, – сказал он.
Феззанец смерил его внимательным взглядом.
– Мне не нужны проблемы.
– Если мы быстро отсюда свалим, проблем и не будет.
– То есть тебя еще не ищут, но могут начать искать.
– Именно.
– Двадцать тысяч.
Иван вздохнул.
– Вот с этим как раз сложности, – сказал он.
– Нет денег – нет рейса, – пожал плечами феззанец.
– Не то чтобы их совсем нет, – сказал Иван. – Мои деньги в «Транскосмо-Урваши». Она возвращает деньги за билеты, но…
– Покажи билет.
Иван достал из-за пазухи удостоверение личности с вложенным в него билетом. Феззанец бросил взгляд на синюю обложку документа, пересеченную черной полосой.
– Понятно, – сказал он. – Давай сюда. Что тут у нас… третий класс? Это всего пятнадцать тысяч.
– Больше у меня нет.
– Ясно. Подожди чуток.
Он взял удостоверение вместе с билетом и полез в карман.
На столе появился портативный комм известной феззанской марки. «АNC-2050». «Неплохо», – подумал Иван. До сих пор ему приходилось видеть только двухтысячную модель, и она была чертовски хороша.
Толстые пальцы феззанца пробежали по клавишам.
– Алло, – отозвался из комма женский голос. – Это ты, Энди? Хочешь пригласить девушку в кино?
– Привет, Минни, – сказал феззанец. – У меня к тебе дельце на пятнадцать косых.
– Лучше бы в кино, – вздохнул женский голос. – Что за дело?
– Я нанял тут…
– Пилота, – быстро подсказал Иван.
Феззанец поднял брови, но подсказку принял.
–…второго пилота, но он не успевает сдать билет на ваш рейс… так, рейс номер триста восемьдесят шесть, третий класс, место двести восемнадцать, Конев Иван… да, К-о-н-е-в, правильно. Сейчас я пришлю тебе билет факсом, а ты скинь деньги мне на карту. Да, Второй Феззанский, пиши номер…
Через десять минут феззанец выключил комм и повернулся к Ивану.
– Ну, идем, второй пилот, – сказал он. – Кстати, ты действительно пилот?
– Действительно, – сказал Иван. – Честное слово.
– Ты должен мне пять тысяч, – сказал феззанец. – Работать в рейсе будешь за еду.
– Есть, сэр, – ответил Иван.
– Энди, – проворчал феззанец. – Энди Блеквуд. Кстати, Конев… знавал я одного Конева.
Иван кивнул.
– Если Бориса – так это мой брат. Двоюродный.
– Что ж ты раньше не сказал, – хмыкнул Энди. – Быстрее бы договорились.
Когда они уже вышли из бара и шагали к летному полю, к тому участку, где парковались мелкие частники, Энди заметил:
– Ты даже не спросил, куда я лечу.
– Мне все равно, – ответил Иван. – Пока что.
– Ладно, – сказал Энди. – Там разберемся.
Так и вышло, что Иван Конев нанялся вторым пилотом на феззанскую купеческую посудину. Называлась она «Краснопёрка», и даже плавнички были нарисованы на борту. Правда, первый пилот, Эйно Вайнелен, уверял, что рыба тут ни при чем. «Просто мы частенько прем на красный свет», – сказал он. Иван засмеялся. «И нечего веселиться, – сказал Эйно. – Я правду говорю».
Действительно, когда они выходили за пределы атмосферы Урваши, в кабине раздался сигнал диспетчерской службы: их призывали вернуться и пройти дополнительный таможенный досмотр.
– Раньше надо было думать, – буркнул Эйно и перещелкнул тумблер. – А теперь у меня радио неисправно. Извините, ребята, мы не слышим, что вы говорите.
И «Краснопёрка» исчезла в необозримых пространствах космоса, только дюзы мигнули.
Их носило по всей территории бывшего Союза. То везли консервы на какую-нибудь Кибелу-27, то компьютерные платы на Полисун-4.
– Если тебя где высадить, дай знать, – говорил Энди. – Как работник ты меня устраиваешь, но свой долг ты уже отработал, так что…
– Я хочу понять, куда мне лучше лететь, – отвечал Иван. – Меня интересует, где осядет 13-й флот.
В начале ноября стало ясно, что 13-й флот, вероятнее всего, осядет на Эль-Фасиле.
– Что же, – сказал Энди. – Попробуем-ка найти подходящий фрахт.
В двадцатых числах ноября на Джавате нашелся нужный груз. Местные шелковые ткани и сорок ящиков снарядов. Ткани – модному магазину в Эль-Фасиль-Сити, снаряды – для частного лица на другой стороне планеты.
Двенадцатого декабря «Красноперка» запросила разрешения на посадку в секторе для частных судов столичного космопорта Эль-Фасиля.
– Сходишь на берег? – спросил Энди.
– Да, – сказал Иван.
– Встретишь брата, передавай от меня привет, – сказал Энди.
– Обязательно, – ответил Иван.
– Ну, удачи, – сказал Энди.
– Удачи.
Пожал руку Энди, обнялся с Эйно, помахал на прощание матросам, Джону и Джанни.
Повернулся и зашагал по полю к космопорту.
Пассажирский зал большого космопорта – это очень много людей. За половину лета и осень Иван совсем отвык от таких мест.
Пробирался через бурлящую толпу, придерживая локтем сумку на плече. Сумка была нетяжелая – немного он успел нажить добра за минувшее время. Но кое-что все-таки нажил. Например, смену штанов и небольшой счет на карточке Второго Феззанского банка.
– Конев! – окликнул сзади невозможно знакомый голос.
Иван обернулся.
Поплан смотрел совсем в другую сторону и махал кому-то рукой. Иван проследил за его взглядом. Через толпу шел высокий блондин. Иван никогда его не видел.
– Конев, я здесь! – крикнул Поплан и помахал блондину.
Иван улыбнулся и зашагал к Поплану.
Название: Кайзер и взрослые
Автор: fandom L0GH 2013
Бета: fandom L0GH 2013
Размер: мини, 2338 слов
Персонажи: Эрвин-Йозеф II, Райнхард фон Лоэнграмм, Пауль фон Оберштайн, Антон Фернер
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: На церемонии коронации корона упала с его головы
Для голосования: #. fandom L0GH 2013 - работа "Кайзер и взрослые"
Стул в большом зале был высоким, неудобным и жестким. Чтобы сиделось помягче, гувернантка подкладывала принцу подушку, но так становилось еще хуже: Эрвин-Йозеф все время соскальзывал набок, и ноги мешались и торчали. Как будто он маленький, а ему уже целых пять лет. С досады он схватил с подноса стакан с соком и запустил им в гувернантку.
– Ваше величество, прошу вас… – Камергер подбирал осколки на полу. – Скоро ваша коронация, сюда придут все герцоги, канцлер, адмиралы. Будет неловко, если они увидят вас капризничающим.
– Я хочу гулять! И сидеть тут плохо! Не нужны мне адмиралы!
– Но Ваше величество, церемония…
– Не хочу церемонию! Не хочу! Не хочу!
– Ну что тут поделаешь, – вздохнула женщина, разглядывая залитое соком платье, – пойду, переоденусь и подержу мальчика на руках, хотя его давно надо приучать к дисциплине.
– Как вы смеете! – зашипел на нее камергер. – Это не мальчик! Это его Величество Император Эрвин-Йозеф Второй! И он может делать все, что ему угодно!
– Но коронацию-то он пропустить не может.
С этими словами она ушла, а камергер остался, прожигая взглядом неприметную дверь в тронном зале. «Нет, надо менять и эту дурную бабу!» – думал он: «Никакого почтения к титулам. Надо же, мальчика она на руках подержит. Дисциплина! Тьфу».
Тем временем Эрвин-Йозеф слез с трона и побежал к окну. Прижавшись носом к стеклу, он смотрел, как по лестнице поднимаются люди. Дядей что-то не видно, опять, наверное, поругались. Значит, и кузины не приедут. Элизабета – задавака и играть никогда не хочет, а Сабину можно упросить, но сейчас ее нет. Вот старый дяденька в плаще, у него голова белая и он все время сердитый. А этот, в камзоле, тоже старенький и худой, лицо у него узкое и противное, и голос противный, он часто сюда ходит. Ой, а это кто?
По лестнице шли двое, один – немножко позади, и от них так и веяло чем-то интересным. Они не злились, а о чём-то говорили. Вот тот, который шел сзади, поднял глаза, заметил Эрвина-Йозефа и… улыбнулся. И подмигнул. И даже немножко рукой помахал. А с ним можно будет поиграть? Второй тоже поднял глаза, усмехнулся. Но этот не такой добрый, и играть он не будет, точно, он сам на игрушку похож. Это, наверное, о нем все время служанки говорят.
– Пойдемте, Ваше Величество, пора, – гувернантка взяла его за руку.
Не то, чтобы он на нее сильно сердился, когда кинул стаканом. Эта была доброй и спокойной, но менялись гувернантки так часто, что Эрвин-Йозеф не успевал привыкнуть к ним, и, чего ему ждать от каждой – не знал. Будет ли она плакать или стерпит все капризы? Уступит или настоит на своем?
Он посмотрел в окно еще раз. Неужели эти взрослые придут сюда, к нему? Интересно! Поэтому он неожиданно спокойно пошел с гувернанткой к неудобному высокому стулу, позволил усадить себя на колени (а так сидеть было и в самом деле удобнее) и стал ждать, когда распахнутся двери зала.
Начало церемонии принесло с собой разочарование: тот, добрый, что махал рукой, так и не пришел. Зато второго Эрвину-Йозефу удалось рассмотреть получше. Он был молодой, сильный, стремительный и, наверное, красивый. Эрвин-Йозеф пока плохо понимал, что такое «красивый», но этот человек его заинтересовал. Он был гораздо ярче, чем другие, и привлекал общее внимание. Все люди в зале то и дело поворачивались к нему, хотя он не говорил громко и вроде бы ничего и не делал.
Когда на голову Эрвину-Йозефу надели неудобную шапку, которая называлась «корона», все вдруг встали на одно колено и опустили головы. Даже этот.
Взрослые для маленького кайзера обычно делились на две категории: те, которые выполняли его желания, для чего иногда приходилось покричать, и те, которые смотрели поверх него, хотя говорили вежливо. Эрвин-Йозеф чувствовал, что человек, которого называли «главнокомандующий» и «граф Лоэнграмм», относится ко второй. То, что он кланяется, Эрвину-Йозефу понравилось. Кайзер захотел посмотреть на его лицо, мотнул головой, и шапка слетела. Тогда тот человек усмехнулся. Его улыбка, ехидная и хищная – как будто собака скалит зубы – Эрвину-Йозефу не понравилась. Ему показалось, что над ним собираются посмеяться, а этого он не любил.
– Ваше Величество! Ваше Величество! – Камергер погнался за пятилетним господином, но тот лихо увернулся, подбежал прямо к собирающемуся покинуть зал главнокомандующему и дернул его за плащ.
– Я хочу поиграть с твоим другом! – прямо заявил кайзер, не дождавшись, когда его подданный поклонится.
– Прошу прощения, Ваше величество, но у адмирала Кирхайса слишком много обязанностей, – в голосе графа Лоэнграмма отчетливо слышалась ирония, но он встал на одно колено и посмотрел Эрвину-Йозефу в глаза. – Он защищает вас от врагов, как и я.
Конечно, он не станет слушаться. Но откуда-то Эрвин-Йозеф понимал, что, если начать кричать, плакать и топать ногами, как он это обычно делал с гувернантками и учителями, то не выйдет ничего. Напротив, этот человек вообще решит, что с Эрвином-Йозефом нельзя водиться.
– Твой друг лучше тебя. Он добрый. А тебе просто завистно, что с ним другие хотят играть! – кайзер, удовлетворившись этой маленькой местью, развернулся и пошел обратно к трону, так и не увидев изумленного выражения на лице Райнхарда фон Лоэнграмма.
Когда Эрвин-Йозеф встретился с Райнхардом фон Лоэнграммом во второй раз, прошло много времени. Кайзеру исполнилось шесть лет, и он считал себя совсем большим. Даже на неудобном стуле – троне – сидеть стало немного проще. А может быть, он просто привык. За это время кайзер научился подписывать документы – это временами бывало забавно. А вот читал он плохо. Но на что же тогда нужны гувернантки, как не читать вслух и подбирать разбросанную одежду? Кричать и топать ногами кайзеру теперь почти не приходилось: взрослые делали, что он хотел.
Но все-таки это были не настоящие взрослые. Настоящие, те, что смотрели поверх, Эрвином-Йозефом не интересовались и в гости к нему не приходили.
Теперь графа фон Лоэнграмма называли «премьер-министр». Камергер сказал, что, когда граф подойдет к трону, ему нужно будет отдать свернутые в трубочку бумаги – какие-то грамоты. Но Эрвина-Йозефа интересовало другое: придет ли граф снова со своим другом? Посмотрит ли на него так же серьезно, как в прошлый раз? Тогда, пусть на секундочку, маленький кайзер почувствовал себя действительно важным и большим, хотя своего так и не добился.
Но граф Лоэнграмм явился на прием с другим человеком, серым, похожим одновременно на тень и на чехол, в котором хранят одежду: невозможно понять, что спрятано внутри, парадный костюм, зимнее пальто или бальное платье кузины.
– Где ваш друг? – Эрвин-Йозеф усвоил, что к людям в парадном зале следует обращаться на «вы», и, отдавая грамоты, задал вопрос, мучавший его с начала церемонии.
– Я хочу, чтобы он пришел сюда.
Граф вздрогнул.
– Ваше Величество, адмирал Кирхайс не сможет прийти, – говорил он почти шепотом.
– Почему? Я кайзер, и я велю!
– Адмирал Кирхайс ждет меня в Вальгалле, Ваше Величество, – голова у него была опущена, и глаз не было видно, только светлые волосы. – Даже кайзер не в силах вернуть его оттуда, хотя я желал бы такого. И Кирхайс с радостью поиграл бы с вами, но…
Эрвин-Йозеф надул губы. Взрослые вечно придумывают отговорки. Граф не закончил фразу, поклонился и отступил на свое место.
Приглядевшись, Эрвин-Йозеф заметил, что на Райнхарда фон Лоэнграмма по-прежнему смотрят, даже если он ничего не делает. Он был центром в этой большой комнате, он ярко сиял, и на кайзера обращали внимание только потому, что граф подошел к трону, а вовсе не наоборот. Это было неправильно и немного обидно. Зато, с тайным злорадством, Эрвин-Йозеф заметил, что это сияние, и раньше окружавшее графа, стало немного другим. Райнхард фон Лоэнграмм был по-прежнему сильным, стремительным и красивым, но теперь в нем не было радости. Как будто граф всё время думает о чем-то грустном и двигается так, как будто это только потому, что надо, а не потому, что хочется.
Ну и пусть. Так ему и надо. Не будет жалеть друзей для кайзера.
Человек, который теперь пришел вместе с ним, не вызывал желания играть или улыбаться. Напротив, Эрвину-Йозефу хотелось тихонько, по стеночке выскользнуть из тронного зала, лишь бы не попасться серому на глаза.
«Как же так? – думал Эрвин-Йозеф. – Я же кайзер! Все должны меня слушаться и бояться, а не наоборот!» От этой мысли настроение у Его Императорского Величества испортилось еще сильнее, и ему захотелось пнуть надоевшую гувернантку. Так он и сделает. Потом.
Когда прием закончился, Эрвин-Йозеф снова подбежал к окну и прижался носом к стеклу, чтобы посмотреть на лестницу. Придворные расходились группами, что-то бурно обсуждая. А вот и они. Серый человек идет немного позади, как ходил тот, добрый. Вдруг серый обернулся и посмотрел прямо на Эрвина-Йозефа. Холодно, безразлично, без всякого выражения, словно Эрвин-Йозеф был не кайзером, а бабочкой в коробке из коллекции насекомых, и серый решал, в какой ящик его положить. Словно сам по себе Эрвин-Йозеф не имел никакого значения.
Кайзер отступил на шаг назад от окна, потом еще на шаг. Не выдержал и побежал к двери за троном, благо в зале уже никого не было. За обедом он кинул тарелкой и стаканом в повара, а вечером гувернантка, учитель и камердинер получили свою порцию тычков и щипков от Его Императорского Величества.
Опять прошел почти целый год. Начиналось лето. За это время взрослых вокруг кайзера заметно поубавилось, и обязанностей у него стало меньше. С одной стороны, на скучные церемонии в тронный зал теперь его не звали, а с другой – слуги выходили из подчинения. Одна из гувернанток – а Эрвин-Йозеф всего-то пнул ее по ноге, когда она несла обед, – вдруг бросила поднос на пол и заявила, что больше не в силах терпеть и увольняется. Неслыханное дело – так обращаться с кайзером! На крики прибежал мажордом и долго ее отчитывал, а потом уволил. Так ей и надо – она лишилась чести прислуживать во дворце. Лишь через несколько дней Эрвин-Йозеф понял, что не мытьем, так катаньем женщина добилась своего.
И праздников стало меньше, и подарков, и дворцовый парк почти обезлюдел. Никто не преклонял колена при виде Его Величества, напротив, люди слегка сгибались в поклоне и быстро исчезали. На новый год не было ни фейерверка, ни бала, ни катаний на санках. Кузины давно не приезжали в гости, даже худого дядьки с противным голосом больше не было. Кажется, его казнили, но посмотреть казнь не дали. Один день сменял другой, и всё.
В день рождения кайзера, когда ему исполнилось семь, вдруг доложили, что на аудиенцию просится начальник штаба графа фон Лоэнграмма. Эрвин-Йозеф уже успел позабыть, кто это такой, но от того, что к нему просятся на аудиенцию, почувствовал себя важным и солидным.
– Пусть явится! – заявил он, усаживаясь на стул, немного похожий на трон.
В комнату вошел серый человек, похожий на чехол для платья. Эрвину-Йозефу даже показалось, что в воздухе запахло лавандой, как в темном шкафу, где по ночам прятались чудовища. Он съежился на стуле.
– Ваше Величество, – голос серого звучал размеренно, невыразительно и спокойно, – премьер-министр, главнокомандующий рейхсфлота граф Райнхард фон Лоэнграмм поздравляет вас с днем рождения и посылает подарок.
Слуги внесли огромную красную коробку, перевязанную золотистой лентой. Кайзер кивнул, изо всех сил подавляя желание соскочить со стула и убежать.
– А это подарок лично от меня, – гость протянул небольшую плоскую коробочку, завернутую в бумагу.
Эрвин-Йозеф робко взял ее, посмотрел на стоявших за стулом мажордома и камердинера, ища у них поддержки. Кажется, подарок нужно открыть. Под белой бумагой оказалась не коробка, а книжка. Ну что еще может подарить такой человек, как не очередную скучную книгу? История чего-то там. Не глядя, он протянул руку с книжкой, и камердинер забрал ее.
– Вы не интересуетесь историей, Ваше Величество?
– Нет.
– Жаль, что я не угадал. Тогда, может быть, военное дело? Я принесу вам другую книгу.
– Нет!
На самом деле Эрвин-Йозеф очень любил играть в солдатиков и танки, у него была огромная коллекция моделей космических кораблей, но сейчас он хотел только, чтобы этот человек ушел.
– Возможно, искусство? Или точные науки?
– Нет!!!
– Тогда что же вам подарить?
– Я не люблю книги! Никакие! Они непонятные. И противные! И скучные!
– Чего же вы хотели бы?
– Я хочу праздник. С фейерверком. Чтобы ко мне приехали гости, много гостей. Торт и конфеты. Только вас с вашим графом я не приглашу! – мстительно добавил он.
– Я не совсем это имел в виду, Ваше Величество. Чего бы вы хотели в жизни? Чем бы вы занялись, будучи взрослым?
Эрвин-Йозеф молчал. Он не думал раньше, чем мог бы заняться. Разве он не кайзер? Кайзеру не положено работать, так ведь? Но кайзер может делать, все, что хочет.
– Я… я буду править.
В голове у Эрвина-Йозефа возникла картинка: вот он, взрослый, сидит на троне, все глядят на него, все ему кланяются, ловят каждое его слово, все делают, что он хочет, даже такие страшные, как этот серый. А если не будут делать, он их велит казнить. А граф Лоэнграмм стоит в сторонке и ждет, пока кайзер не изволит подозвать к себе, только тогда, может быть, на него посмотрят. Никаких учителей не будет, а будут только праздники. Правда мешала назойливая, как муха, мысль о том, что «править» – это еще и непонятные документы, которые он подписывал, и совещания, о которых он слышал, и неплохо бы разобраться, что всё это такое.
– Управлять империей – это огромная ответственность, Ваше Величество. Вы уверены, что справитесь с ней? При нынешних ваших успехах в учебе и не всегда достойном поведении?
Тут Эрвин-Йозеф разозлился. Что он себе позволяет?! Это просто какой-то помощник какого-то графа, а смеет указывать кайзеру, как себя вести?! Злость вытеснила страх.
– Я буду править! Как хочу, так и буду! Я – кайзер, понятно? А если вы будете мне перечить, я велю вас арестовать и казнить!
– Прошу прощения, Ваше Величество, – с этими словами человек-чехол-для-платья развернулся и пошел к двери.
Кайзер сполз со стула, задыхаясь, вырвал у камердинера из рук книгу, принесенную гостем, и изо всех сил запустил её в спину уходящему. Тот даже не вздрогнул, когда книга ударила его между лопаток.
– К сожалению, Фернер, ваш план не выдержал столкновения с реальностью, – на обратном пути из дворца в адмиралтейство Пауль фон Оберштайн протянул помощнику черную папку. – Кайзер Эрвин-Йозеф не обладает качествами достойного правителя, династия Гольденбаумов окончательно выродилась. Но жить, как вы предлагаете, частной жизнью, в изгнании и под чужим именем, он уже не сможет. К тому же, каким бы характером он ни обладал, потомок Гольденбаумов всегда будет притягивать авантюристов и сторонников реставрации старой династии. Его высокопревосходительству все равно придется решать, что делать с кайзером, как бы он ни пытался увильнуть.
Антон Фернер молча забрал бумаги. Да, и так всё было ясно. Срок жизни Эрвина-Йозефа II отмерялся теперь не годами, а месяцами, точнее тем, сколько времени понадобится аристократам или кому-нибудь другому, чтобы организовать очередную попытку устранить Райнхарда фон Лоэнграмма. Антон оглянулся. За задним стеклом автомобиля уменьшались, превращаясь в неясное пятно, парадные ворота с гербом империи.
Где-то там, в почти пустом дворцовом комплексе, в одном из полузаброшенных зданий, на кровати, обняв подушку, плакал мальчик семи лет от роду.
Название: Всё нормально
Автор: fandom L0GH 2013
Бета: fandom L0GH 2013
Размер: мини, 1854 слова
Персонажи: Ян Вэньли, Юлиан Минц
Категория: джен
Жанр: общий, драма, повседневность
Рейтинг: G
Краткое содержание: Юлиан Минц в школе и дома
Для голосования: #. fandom L0GH 2013 - работа "Всё нормально"
– До свиданья, дети, счастливых вам каникул.
Учитель хотел сказать еще что-то, но его никто не слышал и не слушал. Все кричали, шумели, прыгали и чуть ли не наперегонки бежали к дверям.
Только один ученик не присоединился ко всеобщему оживлению, медленно и аккуратно складывая книги. Он дожидался момента, когда все одноклассники уйдут, чтобы спокойно выйти из школы одному.
Юлиан закинул на спину школьный рюкзак и поплелся по коридору.
Выйдя на улицу из раздевалки, он услышал гул разговоров и смешки. Одноклассники взахлеб обсуждали планы на каникулы. Вернее сказать, не обсуждали, а слушали, как своими планами хвастается Филлер, классный заводила, красивый спортивный мальчик из богатой семьи. Он вечно ездил с родителями на курорты, привозил и показывал в классе шикарные сувениры, но никому их не дарил. Юлиан предпочел пройти мимо, пока ребята, занятые разговором, не обратили на него внимание. Да и вслушиваться не хотелось, чтобы не расстраиваться и не завидовать.
Ему даже поход в кино или парк на эти каникулы не светил. Адмирал, конечно, обещал ему какой-то замечательный сюрприз, но вряд ли стоит на него теперь рассчитывать.
Юлиан свернул у поворота, чтобы пойти домой долгой дорогой.
***
Раздался тихий, какой-то неуверенный звонок в дверь.
Ян оторвался от созерцания кота, увлеченно переваливавшегося с боку на бок, и пошел открывать.
– Здравствуйте, – сказал вошедший Юлиан совершенно убитым голосом.
– Привет, – с удивлением и тревогой ответил Ян. – Что с тобой случилось, в школе трудности?
– Да нет, все нормально, – помотал головой мальчик и опустил сумку на столик в прихожей.
Ян с сомнением покачал головой.
***
Все нормально – этими словами Юлиан отделывался чуть ли не с начала семестра. Раньше они срабатывали, но теперь, кажется, опекун что-то заподозрил.
– Оценки сообщили? – спросил Ян.
– Сообщили, у меня по истории десять баллов, – бодро выпалил подопечный.
Ян просиял.
– Молодчина, я знал, что у тебя получится. А остальные предметы? Ладно, ты не трать время, давай раздевайся, я там обед уже разогрел. А я пока табель посмотрю, не возражаешь?
– Не возражаю, – глухо ответил мальчик.
Он побрел на кухню и посмотрел на стоящие на плите кастрюльки. Открывать их не хотелось: в горле ворочался неприятный комок.
***
– Юлиан, с тобой можно поговорить?
Мальчик повернулся. Опекун был встревожен, огорчен и, кажется, смущен, но совсем не сердился.
– Пожалуйста, прости меня, это ведь я виноват, а не ты, – продолжал Ян.
– В чем вы виноваты? – едва выговорил удивленный мальчик.
– Меня уже Алекс стыдил, что я на тебя всё хозяйство повесил, говорил, что так нельзя с ребенком обращаться, а я, дурак, не слушал.
– Да что вы, адмирал, –- робко улыбнулся Юлиан. – Мне же совсем не трудно…
– Ага, не трудно, только ты шестёрки стал в семестре получать. Почему? Да потому, что у тебя времени нет уроки учить. И ведь я же видел, что ты сам не свой приходишь, а спросить не спрашивал.
Юлиан изумленно хлопал глазами.
– Готовить – я еще понимаю, если я кухней займусь, мы оба отравимся, – Ян рассмеялся, говоря это. – Но хотя бы убираться в доме так часто не надо, будем делать это вместе раз в неделю. Пусть будет пыльно, но в табеле хотя бы восьмерки.
– У меня хватает времени на то, чтобы все выучить, – выговорил мальчик. – Правда, хватает.
– Значит, не хватает сил, – Ян не повышал голос, но возражать было очень трудно.
Юлиан все-таки возразил:
– Дело совсем не в этом. Мне хватает и сил, и времени.
– То есть тебе просто не дается предмет? Но раньше же ты получал по английскому не меньше девятки. И по литературе тоже. Ты хорошо себя чувствуешь? – с неподдельной тревогой спросил опекун.
– Что вы, – помотал головой Юлиан, – со мной все в порядке. Просто … так вышло.
– Вышло, значит, – произнес адмирал. – Садись, – велел он и сам подал пример, усевшись на табуретку перед кухонным столом. Юлиан послушно устроился напротив.
– Юлиан, – начал Ян, собравшись с мыслями, – у тебя достаточно времени и сил, ты утверждаешь, что здоров. С учителями не поладил?
Юлиан сник.
– Она говорит, я сам во всем виноват, – тихо проговорил он.
– Она говорит, – кивнул Ян. – И в чем же она тебя обвиняет?
– Понимаете, мы на первом уроке английского в этом году писали мини-сочинение на тему «Я горжусь, что я гражданин Союза».
Ян почесал затылок.
– Как-то неудачно сформулировано, – заметил Ян. – Получается, я горжусь тем, чего достиг не я, а мои предки. Это только дворяне в Рейхе своим родом хвастаются, а нам это как-то не к лицу.
– А я так и написал, – сказал Юлиан с полуулыбкой.
– Учительнице, разумеется, это не понравилось? – сказал Ян.
– Не то слово, – вздохнул мальчик, густо покраснел и торопливо продолжал:
– Мисс Кросс так ругалась! Говорила, что это не сочинение, а государственная измена, что из таких, как я, вырастают предатели, что я не люблю родину и нисколько не чту память покойных родителей. И что мне должно быть стыдно смотреть в глаза вам! И влепила три балла, хотя сначала говорила, что это вообще не на оценку. С тех пор больше семи и не ставит!
Ян молча слушал и кивал.
– Всё понятно, – наконец сказал он, глубоко вздохнул и, чуть наклонившись, положил руку воспитаннику на плечо. – А теперь объясни, неужели я такой плохой опекун, что ты все это время молчал? Почему ты мне сразу все не рассказал? Ты что, меня боялся?
– Я не боялся, – пояснил мальчик. – Просто я думал, что это было бы трусостью – прятаться за вашей спиной.
Ян остановился и внимательно посмотрел на Юлиана.
– Значит, обращаться за помощью – это трусость? – со зловещим спокойствием спросил он. – Может быть, и подкрепление в бою запрашивать – тоже трусость?
– Но это же не то… это совсем другое, – замялся Юлиан.
– Это совершенно то же самое, – немного резко сказал Ян и посмотрел на часы. – Если не можешь справиться сам – ищи помощника. Это не трусость и не стыд, а ум и дальновидность. Поэтому можешь считать меня своим подкреплением.
– И что же вы будете делать? – спросил Юлиан. – Как вы будете помогать?
– Пойду в школу, поговорю с мисс Кросс. Не знаешь, она сейчас там?
– А вы прямо сейчас хотите пойти? – спросил Юлиан немного смущенно.
– А зачем откладывать? Чтобы в следующем семестре то же самое продолжалось? Так там она или не там?
– Там, – неохотно ответил Юлиан. – С классом спектакль репетирует.
– А ты почему не на репетиции? – удивился Ян. – Ты же говорил, у тебя главная роль была?
– Мисс Кросс сняла меня с роли за то, что у меня в семестре меньше семи. Отдала Филлеру. Теперь вся школа надо мной смеется.
Ян плотно сжал губы, несколько раз глубоко вздохнул и наконец резко встал с табурета.
– Все понятно, – сказал он, направляясь в свою спальню. – Юлиан, ты не помнишь, где мои награды? – спросил он, доставая из шкафа свою форму.
– Вот же коробочка стоит, – подал голос мальчик. – Только зачем вам?
– Зачем-зачем! Затем, что на эту твою Кросс надо как-то воздействовать, одними словами тут не поможешь. В конце концов, надо же герою Эль-Фасиля хоть раз в жизни злоупотребить своим положением – может, хоть это ее переубедит.
– Не переубедит, – ответил мальчик. – У мисс Кросс очень твердый характер.
– Это мы еще увидим, – немного зловеще усмехнулся Ян. – Ты тут без меня пообедай – за меня не бойся, я уже ел – и покорми кота. А потом жди.
– Удачи вам, адмирал, – глухо проговорил Юлиан.
Ян ушел. Юлиан вяло проглотил суп — есть не хотелось, так, время убить. Накормил кота, помыл посуду за собой и за питомцем, а потом, немного подумав, взялся за книжку, которую принес из библиотеки.
Мисс Кросс предупреждала на уроках, что этого писателя читать ни в коем случае не следует, потому что его книги написаны плохо и идея в них неправильная. Раз так, надо было прочесть хоть одну его книжку.
Однако уже страниц через тридцать мальчик почувствовал, что учительница для разнообразия была права.
Школьники из книги разговаривали как взрослые, причем не очень умные. Учителя не учили, а читали нудные нотации. Главного героя все любили непонятно за что, а учителя ласково называли озорником, хотя его шалости тянули почти на преступления. Когда новая учительница наконец-то попыталась его перевоспитать, он вместе с одноклассниками принялся выживать ее из школы, и это автор преподносил как подвиг, особенно подчеркивая, что учительница происходила из Рейха и даже носила фамилию на «фон».
Интересно, эта идея мисс Кросс тоже кажется неправильной? Наверное, все-таки нет.
Юлиан, не выдержав, отложил книжку и посмотрел в окно. На улице зажглись фонари; яркие гирлянды на кустах мерцали разноцветными огоньками, а на каком-то дереве даже складывались в поздравление.
Юлиан смотрел на эти буквы и огни, пока не зазвенел ключ в замке. По коридору прошаркали усталые шаги.
– Она меня доконала, – не здороваясь, выдохнул Ян. – Как ты выдерживал столько времени!
– Вы ее не убедили, адмирал? – вяло отозвался Юлиан.
– Не убедил? А как ее убедить, если она слова вставить не дает, говорит и говорит, да такое, что уши вянут, а меня не слушает. Я не выдержал и ушел.
Юлиан вздохнул. Он мало верил в успех, но все же был разочарован.
Ян нырнул в свою спальню и сказал уже из-за двери:
– Готовься переходить в другую школу. Я тебя этой фанатичке на съедение не отдам.
Юлиан молчал, осознавая известие.
– Ты боишься, что там будет то же самое? – спросил Ян, выходя из комнаты с какой-то коробкой в руках. – Я тебе обещаю, что найду такую школу, где не будет. Все, что смогу, узнаю и проверю. Веришь?
Юлиан кивнул.
– Вот и хорошо, – Ян подошел ближе. – Хоть подружишься с хорошими ребятами, а то приходишь домой после школы и сидишь над книжками.
– Адмирал, – неуверенно сказал Юлиан. – А это не будет бегством? Ведь мисс Кросс скажет, что я струсил, и все будут смеяться.
– Хорошо смеется кто? – хитро улыбнулся Ян.
– Кто смеется последним, – бодро отозвался Юлиан.
– Вот ты и посмеешься над ними, когда получишь круглые десятки. Бежать иногда бывает очень полезно, чтобы набраться сил и вернуться потом. Вот мне за бегство с Эль-Фасиля внеочередное звание дали. Ладно, хватит о грустном. Помнишь, я обещал тебе сюрприз?
– Но, адмирал, разве вы еще собираетесь мне его отдавать? – удивился Юлиан.
– А почему нет? – спокойно спросил Ян. – Вот держи.
Он наконец положил перед Юлианом коробку из блестящего картона. Мальчик взял ее в руки и потрясенно выдохнул:
– Вот это да! Спасибо, адмирал.
Перед ним лежала знаменитая карточная голографическая стратегия «Борьба за космос». Не какие-то феззанские аналоги, а настоящая, та самая, изобретенная, как говорят, ровно за год до начала войны, так что ее чуть было не запретили, но вовремя остановились – ведь Альянс был демократическим государством.
– Нравится? – спросил Ян.
– Еще как! – в полном восторге проговорил Юлиан. – А когда можно ее опробовать?
– Да хоть сейчас, хотя нет… подожди минуту… эээ …вот… – перед Юлианом легли три купюры по сто динаров и кучка мелочи.
– Адмирал, вы что? – нахмурился Юлиан.
– Да я на эти праздники дома остаюсь, можно было куда-то прогуляться, сходить.
– Адмирал, меня не надо никуда водить, я уже взрослый, – возмутился мальчишка.
– Вот я и подумал, – ответил Ян, – сам выберешь, что тебе нравится. В кино сходишь, в парк, купишь себе что-нибудь хорошее… только смотри пиво не пей.
– А бренди можно? – с деланной наглостью спросил Юлиан.
– Не волнуйся, на бренди тут не хватит, – улыбнулся в ответ Ян. – Я, конечно, так себе опекун, но это учел.
Юлиан аккуратно сложил деньги в копилку.
Как он будет развлекаться, он еще не думал, но уже знал, что подарить на Новый год адмиралу.
Потом весь вечер осваивали игру, все никак не могли разобраться в правилах и долго читали инструкцию. Адмирал то и дело застывал, восхищенно любуясь то на кораблик Чужой расы, стреляющий золотыми искрами в боевой фазе, то на великолепные игровые карты с шахтами и домами, которые сами вырастали на стадии строительства. Может быть, поэтому Юлиан в конце концов выиграл. Думать, что не поэтому, он стеснялся.
Всё было действительно нормально. Даже хорошо.
Герои историй, о которых вы только что прочитали
Осторожно, спойлеры!
Осторожно, спойлеры!
Галактическая Империя
Райнхард фон Лоэнграмм
Из дворянской, но очень бедной семьи фон Мюзелей. Младший брат Аннерозе, фаворитки кайзера Фридриха IV. Талантливый военный, сделал удивительную карьеру — от простого офицера до кайзера. Умён, талантлив, крайне амбициозен. Очень любит сестру, и ради её свободы с 10 лет рвался к власти. Победил в затяжной войне, объединив всю освоенную Галактику. Первый император новой династии и объединённой Империи. Реформатор.
Из дворянской, но очень бедной семьи фон Мюзелей. Младший брат Аннерозе, фаворитки кайзера Фридриха IV. Талантливый военный, сделал удивительную карьеру — от простого офицера до кайзера. Умён, талантлив, крайне амбициозен. Очень любит сестру, и ради её свободы с 10 лет рвался к власти. Победил в затяжной войне, объединив всю освоенную Галактику. Первый император новой династии и объединённой Империи. Реформатор.
Пауль фон Оберштайн
Слепой от рождения, по закону о чистоте генов он подлежал эвтаназии, но избежал этого. Оберштайн пользуется электронными протезами глаз. Сделал хорошую военную карьеру, став из штабного аналитика начальником штаба гросс-адмирала Райнхарда фон Лоэнграмма, а затем военным министром Нового Рейха.
Верный соратник Райнхарда фон Лоэнграмма. Выполняет всю чёрную работу в политике и собирает на себя все громы с молниями. Спокоен, холоден, рационален. Пользу государству понимает исключительно "по Маккиавелли", чем сильно злит других соратников Райнхарда. Но ему это безразлично.
Слепой от рождения, по закону о чистоте генов он подлежал эвтаназии, но избежал этого. Оберштайн пользуется электронными протезами глаз. Сделал хорошую военную карьеру, став из штабного аналитика начальником штаба гросс-адмирала Райнхарда фон Лоэнграмма, а затем военным министром Нового Рейха.
Верный соратник Райнхарда фон Лоэнграмма. Выполняет всю чёрную работу в политике и собирает на себя все громы с молниями. Спокоен, холоден, рационален. Пользу государству понимает исключительно "по Маккиавелли", чем сильно злит других соратников Райнхарда. Но ему это безразлично.
Эрвин Йозеф фон Голденбаум
Он же Эрвин Йозеф II - кайзер Галактической империи после кончины Фридриха IV. Был посажен на трон пятилетним ребенком, правил два года.
Он же Эрвин Йозеф II - кайзер Галактической империи после кончины Фридриха IV. Был посажен на трон пятилетним ребенком, правил два года.
Антон Фернер
Офицер службы безопасности герцога Брауншвейга, перешел на сторону Райнхарда фон Лоэнграмма и стал ближайшим подчиненным Оберштайна. Впоследствии контр-адмирал, глава канцелярии военного министерства.
Офицер службы безопасности герцога Брауншвейга, перешел на сторону Райнхарда фон Лоэнграмма и стал ближайшим подчиненным Оберштайна. Впоследствии контр-адмирал, глава канцелярии военного министерства.
Союз Свободных Планет
Ян Вэньли
Гениальный полководец, который ненавидит войну и мечтает выйти в отставку, изучать историю и попивать чай с бренди. Эвакуировал из-под носа имперцев население целой планеты. Дважды захватил космическую крепость Изерлон, причем первый раз без единого выстрела. За свои победы получил прозвища Ян-Волшебник и Чудотворец Ян. Неоднократно сходился в сражениях с Райнхардом фон Лоэнграммом, однако вопрос о том, кто из них сильнее, остается открытым.
Гениальный полководец, который ненавидит войну и мечтает выйти в отставку, изучать историю и попивать чай с бренди. Эвакуировал из-под носа имперцев население целой планеты. Дважды захватил космическую крепость Изерлон, причем первый раз без единого выстрела. За свои победы получил прозвища Ян-Волшебник и Чудотворец Ян. Неоднократно сходился в сражениях с Райнхардом фон Лоэнграммом, однако вопрос о том, кто из них сильнее, остается открытым.
Юлиан Минц
Военный сирота, воспитанник, ученик и наследник Яна Вэньли. Сочетает множество талантов: умение командовать войском, искусство рукопашного боя, анализ и прогноз ситуации. После Яна Вэньли принял командование Изерлоном и его Нерегулярным флотом. С этой ответственностью справился с честью.
Военный сирота, воспитанник, ученик и наследник Яна Вэньли. Сочетает множество талантов: умение командовать войском, искусство рукопашного боя, анализ и прогноз ситуации. После Яна Вэньли принял командование Изерлоном и его Нерегулярным флотом. С этой ответственностью справился с честью.
Иван Конев
Пилот-истребитель, командир эскадрильи "спартанцев" в составе 13-го флота Союза Свободных Планет. Лучший друг Оливера Поплана, голос разума в этом тандеме. Большой любитель кроссвордов.
Пилот-истребитель, командир эскадрильи "спартанцев" в составе 13-го флота Союза Свободных Планет. Лучший друг Оливера Поплана, голос разума в этом тандеме. Большой любитель кроссвордов.
Оливер Поплан
Пилот-истребитель, командир эскадрильи "спартанцев" в составе 13-го флота Союза свободных планет. Лучший друг Ивана Конева, возмутитель спокойствия и большой любитель женщин. Вечно выдвигает дурацкие идеи, но на самом деле умный и тонкий человек.
Пилот-истребитель, командир эскадрильи "спартанцев" в составе 13-го флота Союза свободных планет. Лучший друг Ивана Конева, возмутитель спокойствия и большой любитель женщин. Вечно выдвигает дурацкие идеи, но на самом деле умный и тонкий человек.
Феззан
Борис Конев
Феззанский коммерсант, мелкий частник, занимается перевозками всего чего угодно куда угодно. Приходится Ивану Коневу двоюродным братом.
Феззанский коммерсант, мелкий частник, занимается перевозками всего чего угодно куда угодно. Приходится Ивану Коневу двоюродным братом.
.
Часть 1 | Часть 2
-
-
10.08.2013 в 13:03Вот только не совсем такое поведение вяжется с нормами воспитания например тех же венценосных особ...уж в 7-то лет они так себя не ведут..Хотя при загнивающем режиме все было возможно...
-
-
10.08.2013 в 13:04-
-
10.08.2013 в 13:05-
-
10.08.2013 в 13:06-
-
10.08.2013 в 13:09-
-
10.08.2013 в 13:13-
-
10.08.2013 в 13:17-
-
10.08.2013 в 13:19" Доступ к дневнику ограничен его владельцем fandom L0GH 2013
Вы можете написать хозяину дневника на U-mail
Причина: Если вам кажется, что вам сюда нужно - пишите на у-мэйл.
Вернуться назад и попробовать что-нибудь еще, также вы можете посетить каталог сообществ или посмотреть список всех дневников. "
-
-
10.08.2013 в 13:20